– Вы запомнили, что должны сказать приказчикам в огурцовской лавке? – вдруг спросил Шапошников.
– Да, сударь.
– Я дам вам денег – заплатите, чтобы свели с ее горничной. Приказчикам это будет понятно – речь идет о большом и выгодном заказе, тут все средства хороши. А выпытать у горничной, с кем приятельствует хозяйка, – это уж проще простого.
– Да, сударь.
Больше разговоров не было – только потом, когда Федька уже почти оделась, живописец помог затянуть шнурованье и выдал денег на задуманную авантюру.
Но к той минуте Федькины размышления принесли совершенно не предусмотренный Шапошниковым плод. Она решила – лучше бы поболее узнать об этом человеке, а то он уж больно много себе позволяет, она же перед ним совершенно безоружна.
Насколько она смогла понять, днем Шапошников бывает в типографии и наносит визиты. Дома, следовательно, или нет никого, что сомнительно, или сидит Григорий Фомич с тем незримым служителем, который управляется на кухне. Значит, ежели вернуться, – то можно заглянуть в хозяйские бумаги.
Утешая совесть тем, что собирается совершить дурной поступок из соображений собственной безопасности, Федька поспешила в Гостиный двор.
Там ей пришлось пережить несколько малоприятных минут – приказчики оказались в шутливом настроении и принялись ее домогаться. Во всем виновата была старая шубка – никак не походила Федька на госпожу, способную призвать разыгравшихся молодцов к порядку. Она разозлилась на господина Шапошникова, отправившего ее в эту экспедицию, и одновременно позавидовала ему – он-то умел сохранять ледяное спокойствие во всякие сомнительные мгновения, под кожей, надо полагать, был отлитым из чугуна.
Наконец приказчики угомонились – возможно, потому, что Федька купила у них полотна на сорочки.
– Ты, сударыня, погоди с нашей хозяйкой сговариваться, – сказал тот, что постарше. – Она собирается дело и лавки продавать. Не сегодня завтра узнаем, кто у нас новый хозяин. Вот к нему и ступай.
– Мне велели госпожу Огурцову сыскать, до других мне дела нет, – отрубила Федька. – Скажите хоть, где квартирует!
– Да на кой тебе ее квартера, когда она от дела отходит? И, может, даже вовсе в Москву съезжает?
С немалым трудом Федька выяснила – купчиха живет тут же, неподалеку, за Перинными рядами, дважды поворотя налево, в собственном доме. За малую плату ей назвали имя любимой горничной – Настасья и присоветовали поклониться перстеньком или сережками – горничная-де большая любительница побрякушек.
Потратив неожиданно много времени, Федька поспешила к живописцу с докладом.
Она постучала. Григорий Фомич отворил.
– Я купила, что велел господин Шапошников, – сказала она. – Сейчас уставлю свертки в своей комнате и переоденусь.
– Как угодно. А то – щи у нас горячие. Барин с господином Крыловым только-только отобедали и уехали. Давайте подам, – предложил Григорий Фомич.
– А что, барин скоро обещался вернуться? – спросила Федька. – Может, мне его дождаться?
– И-и, сударыня! Раньше полуночи не явится! Ступайте в столовую.
Это было великолепно. Федька могла, стянув бумаги из рабочей комнаты, где Шапошников рисовал и писал, вечером вернуть их обратно.
Пообедав, она сперва пошла в палевую комнату, оттуда осторожно прокралась в рабочую и первым делом подошла к мольберту.
Она никогда не видела себя голой – зеркало такой величины было ей не по карману. Оказалось, что даже очень хороша собой, если забыть про рябое лицо. И ноги скрещены красиво, и икры в меру округлы, и коленки узки, но бедра на картине вроде бы пышнее, чем на самом деле, и грудь Дианы-охотницы торчит не так бойко, как ей представлялось. Лица художник не изобразил, и Федька поняла – лицо он возьмет у другой девушки, красивое и гладкое; можно бы из милосердия привести к нему Малашу, пусть и подружка немного заработает.
Потом она подошла к столу и ужаснулась – бумаги там были навалены как попало. Если с такого стола половину утащить, хозяин даже не заметит, – так подумала Федька, но проявила похвальную осторожность. Ей были нужны письма, из коих можно многое узнать. Она сунула их в карман и чуть ли не бегом отправилась в палевую комнатку.
Федька долго думала – оставлять ли письма под тюфяком, брать ли с собой. Товарки-фигурантки могли их найти и прочитать – но и Григорий Фомич мог в ее отсутствие прийти в комнату. Наконец она решила – все равно неприятной беседы с Вебером не миновать, так что лучше прочитать письма прямо сейчас, благо их немного.
Первое начиналось так:
«Любезный Мироброд!
Два дни тому назад поутру очень рано пролетал я чрез Париж, где, взлетев на самый верх одной колокольни, сел там на несколько времени для отдохновения, ибо тогда чрезвычайно устал, облетев, менее нежели в двенадцать часов, около пятисот миль, и притом еще должен был столько же пролететь до того места, куда предприял свое путешествие. Сидя на верху сей колокольни, обозревал я обширные пространства всего города…»