Сядем, друг, на пороге долины,Вечереет, и ветер притих.Восемь струн у твоей мандолины,Восемь тысяч мелодий при них.Горных склонов потоки речныеСделал струнами ты – не секрет.И послушны тебе, как ручные,Бесноватые реки, Ахмед.То смеешься, то хмуришь ты брови,Откровенным рождается звук,Словно теплая капелька кровиПробегает по лезвию вдруг.И становится всадником пеший,Жар угольев – кустом алычи.Мать становится женщиной, певшейКолыбельную песню в ночи.И в Цада, и в Гунибе, и в ЧохеТы всегда, как молва, меж людьми.И легко разгадаешь, что щекиУ девчонки горят от любви.Но откуда, скажи без обмана,Разгадать твои струны могли,Что болит мое сердце, как рана,Вдалеке от родимой земли?Слышу я, поразившийся снова,Все ты знаешь, рванувший струну,Про меня, молодого, седого,И про женщину знаешь одну.Звезды спелые, как мандарины,У вершин засветились седых,Восемь струн у твоей мандолины,Восемь тысяч мелодий у них.
Не пришел друг
Перевод Е. Николаевской
Сказал – придет. Но нет его и нет.Уверь себя, что больше ждать не хочешь,Ключ поверни, гаси скорее светИ пожелай надежде доброй ночи.То рыщет ветер на твоем дворе,Лежи – не вскакивай ежеминутно!То шепчут ветви на твоем дворе,Не вглядывайся зря ты в сумрак мутный.Ведь сквозь окно в морозной мгле ночнойСкорее солнце, чем его, увидишь!К тебе придет он – через день-другой,Как раз в тот час, когда из дома выйдешь…Ты не грусти. Всех не вини вокруг,От века сердце бедное поэтаИ ранит друг, и убивает друг:Врагу – от века не под силу это.
«Старый друг мой, отнятый войной…»
Перевод Н. Гребнева
Старый друг мой, отнятый войной,Голос твой я слышу все равно,А иной живой идет за мной,Хоть и умер для меня давно.Верный друг мой, отнятый войной,Мне тепло от твоего огня,А иной живой сидит со мнойИ морозом обдает меня.