— За время своей работы я убедился в том, что значение имеют лишь дела и поступки, а не мысли и чувства. Человек, разумеется, может ощущать что-то так или этак, но мне в конце концов интересны лишь совершенные им действия. Так вот, в нашем конкретном случае человек, о котором мы говорим, приходит на встречу с оружием. На протяжении всего разговора он помнит о том, что вооружен. Предположим даже, что пару раз за время дружеской беседы он искренне приходит к выводу, что не будет стрелять. Ну слишком уж хорошо он относится к тому человеку, которого собирался убить. И все же, что бы он там ни думал, дело заканчивается тем, что он нажимает на курок. Итак, он приходит на встречу с механизмом, инструментом, орудием — называйте, как хотите, — используя которое по назначению, можно убить человека, — и уходит восвояси с той же штуковиной в кармане, вот только как минимум одного патрона в пистолете уже не хватает. Нет, адвокат на суде, конечно, стал бы говорить о хладнокровном или же нехладнокровном убийстве, но по мне, так если бы он не решил все заранее, то и не стал бы приходить на встречу с заряженным пистолетом. И вы знаете, думая об этом, я задаюсь одним вопросом.
— Интересно каким? — выдавил из себя Маклеод.
— А не выполняет ли этот человек ту же работу и по сей день. По правде говоря, я хотел бы получить от него убедительные доказательства противного. По моему скромному мнению, с чего бы ему бросать то дело, которое у него так хорошо получается. Не могли же так ошибиться в своем доверенном лице его начальники. Кроме того, моя точка зрения подтверждается данными статистики. Как я уже говорил, ни один из бывших партийных управленцев и активистов не становится впоследствии чистым теоретиком. Признаться себе самому в том, что ты неправ, это вовсе не значит вступить на путь исправления. Наоборот, если человек зашел слишком далеко, то почему бы ему не продолжать охотиться на других. На меня, например. Хотя я лично ничего плохого ему не сделал.
— Раз вы это предполагаете, то, наверное, чувствуете за собой какую-то вину, вину, которую вы сами расцениваете как достаточно серьезную, — медленно произнес Маклеод.
— Чушь какая-то. Вы редкий человек. Надо же обладать таким даром превращать любой разговор в спор. Впрочем, позволю себе напомнить, что меня лично убеждают не слова, а поступки.
Маклеод пристально смотрел через стол на Холлингсворта.
— Я не служу никому, ни какой бы то ни было стране, ни партии.
— Тогда та вещь, которую мы ищем, находится у вас.
— Ее у меня нет.
— Вы — тот уроженец Балкан, о котором я говорил?
— Нет.
— А что бы вы сказали, если бы вы были им?
— Что одно из двух предположений, сформулированных вами, должно быть правильным.
— Ну наконец-то. — Холлингсворт с довольным видом откинулся на спинку стула и закурил. Впрочем, несмотря на то что руки его вроде бы безвольно лежали на коленях, а плечи опирались на спинку стула, было видно, что расслабляться Холлингсворт не собирается. Судя по всему, конец этой пьесы, развивающейся, как он был уверен, почти целиком и полностью по его сценарию, был уже близок, и он не желал слишком затягивать с развязкой.
— Мисс Мэдисон, — обратился он к Ленни, — будьте столь любезны покинуть помещение на несколько минут.
Ленни молча встала и повиновалась ему. Через несколько секунд дверь комнаты закрылась за нею. Холлингсворт наклонился вперед, резким движением протянул руку к лампе, включил ее и повернул абажур так, чтобы свет ее падал прямо на лицо Маклеоду.
— Вы же понимаете, что я испытываю к вам глубочайшее уважение. Да нет, что там, я просто восхищаюсь вами, — сказал Холлингсворт, — и поверьте, мне вовсе не доставляет удовольствия говорить с вами о столь неприятных вещах. Нет никакой необходимости продолжать мучить вас. Все будет гораздо легче, если вы всего-навсего примете мое предложение. Одно ваше слово — и вы можете идти на все четыре стороны.
— Предложение не было ясно сформулировано, — с трудом размыкая губы, произнес Маклеод.
— Считайте его сформулированным так, как вам это больше понравится. Вы даже не представляете, какое уважение внушает мне такой человек, как вы, человек, который командовал столькими людьми. Человек, который запросто мог устроить свою жизнь так, что сейчас купался бы в роскоши. — В голосе Холлингсворта слышались зависть и похотливая жадность. — Этот человек мог бы купить себе целую армию… — Вдруг изменив тон, он уже гораздо спокойнее сказал: — Просто так получилось, что для вас настали тяжелые времена. По-моему, незачем страдать, если страдать не за что.