Берег Беглых Собак

– Но мне и нужны такие! – обрадовалась я. – Особенные. Без башни. Знаете, читатели любят ужасы.

– Пилот. У него вместо башни – Марианская впадина! А? – Анечка выжидательно замерла.

– Пилот?! – ухмыльнулась Лера. – Ты бы еще графа Дракулу вспомнила. Пилот уж полгода скоро, как на небесах.

– Да? Точно, – Анечка задумалась. – Я и забыла.

– А чего он? Суицид? – спросила я.

– Да, – Мишка тяжко вздохнул. – Вены вскрыл. Вся мастерская в кровище была.

Все на минуту замолкли.

Машина летела все быстрее. Вокруг нас образовалось облако пустоты. Мы ехали в этой пустоте, словно в другом измерении, легко обгоняя автобусы и легковушки, застрявшие в месиве снега. «Хаммер» разрезал пространство, словно был покрыт тефлоном.

Только один раз нас тряхнуло, когда Лера притормозила перед несущимся наперерез черным «БМВ» времен Второй Мировой.

– Ничего себе? – я проводила машину взглядом. – Охренеть!

Они все трое сурово молчали.

– Нет! Вы видели, чтобы старая развалина так летала? – я ведь изображала идиотку студентку.

Мишка открыл бардачок и передал мне свернутую вчетверо газету и сунул мне в руки:

– Это его машина.

С первой страницы грозно смотрела фотография пожилого, но очень моложавого человека с абсолютно лысой головой. Хочу сказать, что у этого лица была очень характерная особенность, которую я видела в своей жизни всего несколько раз. Когда смотришь на лица таких людей, сразу вспоминается силиконовая маска Фантомаса. Не имеет значения, какое это лицо – холеное или грубое, покрытое оспинами или прыщами, бледное или смуглое, бритое или не очень – поверхность этих лиц имеет некую лишнюю толщину, словно на человека надета вторая кожа.

В течение своей жизни я видела трех таких человек.

Не скажу, где я их видела.

«Тренинги профессора Д. С. Легиона. Психогеометрия – управление реальностью».

– И что? – я была в легком недоумении. – Мало этих коучеров нынче? Вся чертовщина повылезала. Шумак, Шапировский… Подумаешь, еще один.

Мишка с Анечкой молчали. Лера ухмыльнулась.

Мишка протянул мне бутылку «Ольмеки».

– Выпей, Рита. И расслабься. У тебя морщины на лбу.

– И что?

– Ничего! – сказал он. – Морщины на лбу – это вредно.

Я не стала сопротивляться.

Приближалась окраина. Небо цеплялось серым брюхом за трубы заводов. Становилось все сумрачнее, и снег валил все сильнее.

Впереди, почти на самом выезде из города, на дороге проявилась черная кошка. Она торопливо семенила по блестящему от слякоти асфальту прямо под колеса.

– Кошка! – сказала я громко, дергая Леру за плечо. – Притормози.

– Не дай бог перебежит! – Лера надавила сильнее на газ. – Ненавижу черных кошек!

Все вздрогнули, услышав удар.

– Дерьмо! – Выругалась Лера и нажала на тормоз. «Хаммер» с визгом остановился.

Мы вышли из машины, ожидая увидеть окровавленный бампер, но бампер был чист, и кошки нигде не было.

– Че за дела? – нахмурился Мишка.

Анечка пожала плечами и забралась обратно в салон.

Снова сев за руль, Лера сказала:

– Поставь нашу.

Мишка полез в бардачок за дисками.

Изредка ритм R&B прорезало ворчание нереально низкого саксофона, и кто-то зловеще шептал нечто типа «song diabolo», но мне казалось, что это была фраза «Сын Дьявола». В конце концов, послание мы можем прочитать и на обрывке туалетной бумаги – если оно нам послано. Я давно пришла к выводу – если ты слышишь «Сын Дьявола», то значит так и есть.

Хрен ее знает, откуда взялась и куда делась эта кошка.

На берегу заснеженного озера, в уютной ложбине приветливо, как в рождественской сказке, светился окнами двухэтажный дом, собранный на европейский манер из камня и толстых деревянных балок.

Металлические ворота отъехали, пропуская «Хаммер» внутрь. Через двор наискось шел мужик в телогрейке со шрамом на лице.

Где-то за лесом крикнула электричка, и эхо долго оседало среди елок, засыпанных снегом.

Не стану вдаваться в подробности. Задача драматурга выудить из жизни соль, а не описывать каждую ее ухмылку. Жизнь ведет сразу множество параллельных историй, и они врастают друг в друга, становясь толстым жгутом истории, но наша задача выудить одну из ниточек.

Оставлю Мишку и Анечку во дворе – ржать, валяться в снегу и целоваться. Вместе с Лерой мы переместимся внутрь милого альпийского домика.

Не буду описывать весь шикарный реквизит, которым был переполнен интерьер Лериного логова. Это не важно. Важно, что каждая деталь кричала: «Я – дорогая! Я – бренд! Рухни перед моей ценой!» Хотя не спорю – все было красиво. И даже демократично. Но дико дорого.

Лера сидела, поджав ноги, на леопардовой шкуре.

– Этому стеклу двести лет, – сказала Лера, покачивая бокал с коньяком в руке. – Ни один человек столько не проживет. Люблю вещи. В отличие от людей, они не предают.

– Бывает, вещи портятся, – возразила я. – Стекло бьется.

– Все бьется, если бить.

Она посмотрела на меня так, будто собралась проглотить.

– Зачем тебе статья? – спросила Лера.

– В смысле? – я вытаращила глаза в недоумении. – Я – модный журналист модного глянца. Я пишу статьи.

Лера поелозила по мне глазами и вздохнула:

– А ты не врешь? Может, тебе что-то иное надо от меня? Ты какая-то… непонятная. Глаза у тебя какие-то.