Песка на моей груди все больше. Мне становится трудно дышать. Но теперь меня не пугает это, я знаю, надо просто проснуться.
Я делаю это довольно легко.
Знаете? Бывают такие сны, которые не отпускают. Цепко держат тебя на той стороне, и пока ты не крикнешь, ни за что не открыть глаз.
В этот раз было просто.
Я открываю глаза и вижу затылок нигера – это его голова придавила мне грудь.
– Эй! Приятель!
Комнатное эхо повторяет за мной слова, точно выжившая из ума старуха.
Я легонько толкаю его рукой. Но ответа нет. Негр мертв. Выползаю из-под тяжести его тела. Поднимаюсь на ноги.
В комнате несколько трупов. Пол запорошен белой пылью. Штукатурка? Мука? Что тут произошло? Окоченевшая рука Лера все еще сжимает «Вальтер ППК». Перстня на руке нет.
В голове проносится – кукла!
Розовый «хаммер»…
Точно! Мы приехали сюда на розовом «хаммере». А еще был Мишка и Анечка. Куда они делись?
Сумка. Вот она. Лерина сумка. Ключи.
Лысый Алекс Лоер сидит на стуле, живой, будто просто задумался. Но у живых не бывает таких дыр в голове. И его золотой печатки со скарабеем тоже нет – только вмятина на пальце.
Ну и…?
Флэшбэк: поезд, вокзал, на перроне – Анечка и Мишка, пасмурное небо, метель, метель, метель, лицо Леры.
Нет. Ствол надо взять – мало ли. Как минимум надо выйти отсюда живой, а там – разберемся. Черт! Кровь еще не высохла. Значит, все произошло совсем недавно. Вытираю руку о свитер Леры. Мобила. Модная вещь. Нужна.
Выставив вперед ствол, я иду по коридору.
Флэшбэк: мулат с дрэдами открывает дверь.
А теперь он мертвый около батареи. Такая вот история.
Ванная.
Мишка и Анечка. Точнее их трупы. Что-то вздрагивает во мне – то ли тоска, то ли сожаление. Ну так. Не очень. Много трупов я видела на своем веку. Привыкла.
Это сначала, когда умирает кто-то близкий, будто ты сам умираешь. Но это первый раз страшно. А потом привыкаешь. Ходишь себе мертвый и – ничего. Нормально даже. Только деревянное все внутри, как у Буратино. И хочешь иной раз просто встать посреди поля и орать, просто орать или материться. А ветер пусть носит обрывки воплей, как листья пусть их срывает с губ, как куски легких выплевывает чахоточный, так же выплюнуть, выхаркать эти крики – до звона жил, то треска костей, до темноты в глазах. А потом упасть в траву и плакать, сунув лицо в запах листьев.
Как в детстве – когда сломалась любимая кукла.
Но это потом. А сейчас я – буратино.
Но им повезло – их убили в момент страсти. Может быть, они даже не заметили своей смерти.
«Смерть как оргазм».
Неплохое название для триллера.
Я давно решила: набегаюсь – пойду в сценаристы. Буду продавать свои флэшбэки за недурной прайс.
Но вернемся в реал. Когда поток реальности плотен, как на шоссе, когда летишь со скоростью под 200, то нет времени думать ни о прошлом, ни о будущем. И Это прекрасно. Я так люблю это состояние. Страх – это трагичный прогноз на будущее, а когда тебе некогда, то ты не боишься, потому что не успеваешь придумать себе никакого дерьма.
Если вдуматься, то мы все много на себя берем. Мы, такие, крутые, что уверены – все просчитали: это – так, это – так, а это – вот так. Поэтому будет вот это. А вот нет! Не выйдет. Просчет этот дерьмовый. Все, на что годится такой просчет – просчитаться и оказаться в куче навоза.
Запомните! Вы не знаете, что за углом. И не узнаете, пока не окажетесь там.
Вот сейчас я открываю дверь и выхожу из квартиры, держа чужой ствол в руке. Нет. Никого. И я выдыхаю свой страшок – был все-таки, был. Легкое облачко горячего воздуха. Фух! Хорошо. Ни руки, ни ноги не дрожат – привычка. Внутренний мой Буратино проводится в движение мозжечком. И отлично. У меня отличный быстрый и достаточно тупой мозжечок.
Пусто и гулко.
И на лестнице нет ни одной – так ее! – квартиры, кроме той, из которой я вышла. То есть, если кто-то идет в этот подъезд, то он идет в эту квартиру. Или, если кто-то вышел из подъезда, то он точно вышел из этой квартиры. Чудненько.
На окне, пролетом ниже, медленно шевелит хвостом черная кошка. Когда я прохожу мимо, она неожиданно запрыгивает мне на плечо. Теплая. Пушистая. Мурчит. Прыжок – и теперь я с кошкой на плече. Это она вчера перебежала нам дорогу. Ах, ты, умница.
Я открываю дверь и напарываюсь на огромного нигера. ОН от неожиданности замирает.
Я нервно смеюсь:
– О, черт! Как будто нас сейчас снимает Тарантино. Правда?
Пока негр думает, что ответить, я снимаю кошку с плеча и швыряю в лицо верзиле. Кошка в страхе вцепляется в лысую голову.
Я пробегаю мимо «Лендровера» со стеклом, испорченным паутинообразной трещиной. Стекла темны. Я не вижу, кто внутри. Да мне все равно. Мне надо просто уехать.
Вот он. Розовый «хаммер». Красавчик.
Мотор чудесно, моментально заводится – как в кино.
В кино это могло бы быть интересно – перевернутые горшки с цветами, разбегающиеся в стороны люди – французский стандарт погони. Нет. Всего этого не было. Просто я промелькнула розовой молнией по Чкаловскому.
В одном из проходных дворов на Васильевском я оставила Лерину лошадку тихо отражать серое небо и остывать под неслышным снегом.