Бердяев

Уведи меня в страны нездешние,
Уведи голубой тропой.
Где-то плещут воды вешние,
Где-то свет и покой.
Упокой мою душу мятежную,
Упокой, освети мои дни.
Где-то розы цветут белоснежные,
И не гаснут огни.

Сохранилась записочка Лидии Юдифовны: «Удивительное состояние я переживаю [в] это время болезни. Я страдаю от болезни и в то же время чувствую себя счастливой»[423]. Бердяев потом вспоминал, что во время болезни она «приблизилась к святости». В мае 1945 года Бердяевых навестил Михаил Коряков (1911–1977) — бывший студент московского Института философии, литературы и истории, ставший офицером Красной армии. Он прошел через войну, немецкий плен, а затем случайно оказался в советском полпредстве в Париже, где и провел 10 месяцев, выполняя различные поручения начальства. В Париже он познакомился с К. Мочульским, не раз бывал в доме Бердяева. Понимая, что по возвращении домой его, как оказавшегося в немецком плену, ждет Колыма, он стал «невозвращенцем», с большим трудом уехал из Парижа в Америку, где выпустил несколько книг. Сохранились его воспоминания о встрече в 1945 году с больной Лидией Юдифовной: «…В камине трещали дрова, озаряя гостиную. В большом кресле сидела прозрачной худобы женщина, в шарфе, покрывавшем голову. То была Лидия Юдифовна Бердяева, с которой я еще не был знаком: в чьих-то воспоминаниях читал, что она красавица, потом слыхал, что давно больна. Она молча протянула мне сухую руку и посмотрела большими, все еще прекрасными глазами… На подлокотниках кресла — до костей иссушенные руки, огромные в глубине черепа глаза. Вдруг она заметалась подбитой птицей, простонала что-то. Бердяев поднял ее и, поддерживая, отвел по коридору в ее комнату… Пришла свояченица Бердяева и сказала, что ее сестра просит меня к ней в комнату. Лидия Юдифовна лежала в кровати, отгороженной ширмой. На прозрачной целлулоидной пленке «вечного блокнота» она быстро и твердо — откуда взялась в ней сила? — написала: «Вы мне очень понравились. Приходите к нам чаще». Михаил Михайлович поцеловал ей руку, а она его в ответ тихонько погладила[424].

Скончалась Лидия Юдифовна в конце сентября 1945 года. «Это было из самых мучительных и вместе с тем внутренне значительных событий моей жизни, — вспоминал Бердяев. — Смерть Лидии не была мучительной, она была духовно просветленной… Я сказал Лидии перед смертью, что она была огромной поддержкой моей жизни. Она мне написала, что будет продолжать быть такой поддержкой»[425]. Бердяев говорил, что смерть наступает для нас не только тогда, когда мы сами умираем, но и тогда уже, когда умирают наши близкие. Мы имеем в жизни опыт смерти, хотя и не окончательный, прощаясь с близкими людьми. Пережил такой опыт и сам Николай Александрович в эти осенние дни.

На похороны Лидии Юдифовны пришло неожиданно большое количество людей. В отличие от Бердяева, жизненный путь которого в силу его взрывного темперамента буквально был усеян обломками старых дружб и привязанностей, у Лидии Юдифовны всегда было много друзей — вторая жена М. Осоргина Рахиль (с которой писатель расстался еще в 1923 году, в Берлине), Лидия Иванова (дочь Вячеслава Иванова), Эли Беленсон, другие. Христианское служение она понимала как помощь окружающим людям, поэтому многим старалась помочь — словом или делом — в трудные моменты их жизни. Ее любили за отзывчивость, готовность прийти на помощь. Поэтому на кладбище Лидию Юдифовну пришли проводить многие, благодарные ей за теплое слово, поддержку.