Теперь же, когда аристократы стали опорой реставрированной монархии и ради кастовых и личных интересов пресмыкались перед чужеземцами, Беранже увидел в них врагов Франции, ее народа, заклятых врагов всего нового, что некогда открыла и призвала к жизни революция. В песенке «Простолюдин», бросая вызов чванливым представителям древних родов, Беранже во весь голос заявил, что он, Беранже, не имеет с ними ничего общего ни в происхождении, ни в образе мыслей, ни в отношении к родине.
Предки его из тех, что, вероятно, не раз восставали против жестоких властителей. И, конечно, прапрадеды Беранже никогда не угнетали народ, не грабили его, не разжигали в стране гибельные междоусобицы и не продавали интересы родины чужеземцам, как это делали аристократы.
Появление этой песни еще больше обозлило титулованных «псов».
— Ага! Он потому и нападает на родовитых дворян, что сам безродный! — лаяли недруги. Они были убеждены, что в основе всякой борьбы всегда лежат личные побуждения — зависть, корысть, соперничество, месть.
Именно такой и должна быть логика героев «Челобитной», подобные рассуждения вполне в их духе, посмеивался Беранже, слушая рассказы о том, как честят его в великосветских кругах.
ПРОЩАНИЕ О ПРОШЛЫМ
В Париже шли толки о том, что аристократы готовятся праздновать в марте 1815 года первую годовщину взятия столицы иностранными войсками.
Беранже складывал новую песню-памфлет под названием «Белая кокарда». Он говорил, что преподнесет ее «юбилярам» для хорового исполнения на их празднествах.
Так же как и в «Челобитной», поэт применил здесь прием коллективного монолога. Во все горло прославляют господа роялисты национальное поражение и пьют «за триумф чужих побед».
В песне пародируются интонации торжественной кантаты, исполнители ее выкладывают свои чувства с полной серьезностью, и это делает сатиру особо ядовитой. Как же не славить добрым роялистам врагов Франции? Не приди враги вовремя, над страной, чего доброго, развевалось бы трехцветное знамя!
Аристократам, однако, так и не удалось отпраздновать первую годовщину Реставрации. Не до банкетов им было в эти дни!
1 марта Наполеон с небольшим отрядом войск бежал с острова Эльба, высадился на французском берегу в маленькой бухте Жуан близ Канна и горными альпийскими тропками двинулся в глубь страны. Напрасно король со своими министрами сочинял грозные ордонансы, объявлявшие Бонапарта изменником, бунтовщиком и повелевавшие каждому французу содействовать погоне за ним.
Крестьяне приветствовали императора, видя в нем избавителя от ненавистных господ-помещиков, вернувшихся вместе с реставрацией. Королевские войска, бывшие солдаты Наполеона, целыми армиями переходили на его сторону. Толпы народа радостно встречали его в Гренобле и Лионе. Жители предместий выбивали окна во дворцах аристократов с криками: «Долой попов! Смерть роялистам!»
И народ и армия были враждебны режиму реставрированной монархии. Этим и объяснялся успех дерзкого предприятия Наполеона. Без единого выстрела он дошел до Парижа и вечером 20 марта в Тюильрийском дворце на месте королевских лилий снова водворились императорские пчелы.
Бурбоны едва успели унести ноги вместе со своим двором. Началась неожиданная интермедия в политической истории Франции, продолжавшаяся сто дней.
Тревожной, судорожной, хмельной была для французов эта весна. Даже человеку мыслящему трудно было собраться с мыслями. Всплывало на поверхность, оживало то, что казалось навсегда похороненным. Гибли репутации, рвались установленные связи. В стремительной смене гербов, властей, надежд и символов обесценивались недавние ценности. Взлеты энтузиазма чередовались с сомнениями.