Беовульф

— Известны три мира, — многозначительно сказал Эрзарих. — Мидгард, населённый людьми, а также Асгард и Ванахейм, где обитают боги. Хель не в счёт, это словно болезненный пузырь, выдувшийся из трёх миров, вроде грязной ямы, куда собирают отбросы… Но мы не в Мидгарде.

— Постой, постой. — Ремигий поморщился и поднял руки ладонями вперёд. — То есть как? Почему? Где же мы тогда? Сам говоришь — солнце, небо…

— Не знаю, — огрызнулся Эрзарих. — Всё так, как и обычно. С виду. Неужели ничего не чувствуешь? Прислушайся!

Епископ послушно замер. Заново огляделся. Ровным счётом ничего особенного — ветерок гоняет подсохшие листики, где-то цокает белка, неподалёку прошёл мимо ёжик, спешащий по своим ежиным делам. Лошади абсолютно спокойны.

Господи Иисусе! Эрзарих ведь совершенно прав! Варвары ощущают мир в единстве, в совокупности, не отвлекаясь на частности! Надо лишь поставить себя на место германца и взглянуть на Универсум его глазами!

Во-первых, деревья. Заинтересовавший Ремигия ясень не являлся каким-то исключением — дальше к восходу нависают огромные тени расцветающих крон! Во-вторых, полдень давно миновал, а светило непонятно отчего зависло в зените, тени не сдвигаются! В-третьих — папоротники, растущие у корней невиданно огромных стволов. Вроде бы обычный папоротник, с широкими треугольными листьями. Но вы видели когда-нибудь цветы на этих растениях?

Его преподобие зачарованно подошёл к одному из ростков папоротника, наклонился, осторожно взял цветок за чашечку, сорвал.

Ничего необычного не произошло — в ладони Ремигия оказался совсем небольшой нежно-зелёный бутон с золотистой сердцевиной. Края лепестков лазурно-синие, тонкая полоска. Странный запах: похож на аромат кувшинки, очень свежий, терпкий и… И тёплый. От бутона исходило тепло, но оно ощущалось не рукой, а обонянием. Очень необычно.

— Колдовство, — сквозь зубы процедил Эрзарих, стоявший за спиной епископа. Ремигий развернулся, быстро прошёл к своей кобыле, левой рукой покопался в седельной суме, отыскал Святое Евангелие, каллиграфически переписанное умелым латинским скриптором, раскрыл на Благой вести от Иоанна, положил цветок между страниц — лепестки увядали на глазах! — и захлопнул книгу. Спрятал обратно в мешок.

— Так… — Ремигий помотал головой, будто стряхивая наваждение. — Эрзарих, скажи одним словом, как по-твоему, где мы?

— На границе, — тихо ответил лангобард. — Где-то на границе Мидгарда, мира смертных и… И не знаю чего. Клянусь, не знаю!

— Поедем дальше? Или вернёмся?

— Куда возвращаться? Если чьё-то колдовство определило нам эту дорогу — не повернёшь и не сбежишь! Что ты на меня так смотришь, годи? Думаешь, боюсь? Нет в этом и других мирах того, кто заставит Эрхариха, сына Рекилы, испугаться!

— Молодец, — скупо похвалил лангобарда Ремигий. Забрался в седло. — Говоришь, солнце должно быть по правую руку? Едем.

— Конечно едем!

* * *

Слово «граница», произнесённое Эрзарихом, пожалуй, наиболее точно отражало чувства епископа. Да, правильно, ясеневый лес одновременно находился «здесь» и «не здесь», время остановилось или замедлило свой ход, солнечные лучи стали мягче, ветер — свежее.

Ремигий, пытаясь «думать как варвар» и созерцать не разрозненные части картины, а Творение во всём бесконечном многообразии единства, Universum in capite et in membris,[25] отметил наиболее важное и самое чудесное: епископу показалось, что в этом странном месте нет смерти…

Вообще. Как в раю.

Так что же выходит, дорога к преддвериям Рая Земного открывается в глухих германских лесах? Чепуха и ересь, Отцы Церкви свидетельствуют, что Эдем находился где-то в Междуречье, в Месопотамии, у истоков Тигра и Евфрата!

Как духовный владыка огромной диоцезии, епископ и рукоположённый священник Ремигий ничуть не сомневался в «телесности» Эдема — Рай Земной, несомненно, существует как место материальное, но смертными недостижимое.

Куда проще объяснять прихожанам понятие «Рай» в смысле переносном, подразумевая под четырьмя райскими реками — четыре Евангелия, под плодоносными деревьями — святых, под их плодами дела их; под древом жизни — самого Христа; под древом познания добра и зла — личный произвол воли.[26]

Но варварам подавай Рай настоящий, они хотят потрогать всё своими руками, убедиться в реальности рассказов священника — не от маловерия, нет, любой сикамбр-язычник в глаза не видывал Доннара, но убедительные доказательства его существования налицо: взблески молний от громомечущего молота! Кто как не Доннар разит нечисть божественным огнём? Это же очевидно!

С христианским Раем куда сложнее — примитивным «умрёте праведниками, сами увидите» не отговоришься, варвары на смех поднимут!.. А вот в таком лесу могут и уверовать.

— На Скандзу похоже, — неожиданно подтвердил мысли епископа Эрзарих. — Неиспорченное место, чистое. Нет здесь обычного измельчания и изъянов. Земля чёрная, а не серая, гнилью не пахнет, воздух такой, словно родниковую водицу пьёшь…