Северин уже знал, что даны были младшей ветвью великого народа готского, из тех, что прочь от русла Великой реки по малому ручью свернули, прежде фризов, но позже антов или венедов. Ручей увёл их на север, на огромный полуостров, вдававшийся далеко в Германское море. За полуостровом был широкий пролив, а за проливом ещё одна земля, тянувшаяся до вечных льдов у Края Мира. Эту землю когда-то взяли под свою руку гауты, потом ушедшие в Британию, а после гаутов — их родичи свеи, ещё дальше жили финны, народ иного языка, предки которого не бывали на Скандзе.
Земля данов урожаями была неизобильна — скалы да вересковые пустоши, однако немногочисленных данов кормила. Помогало и море: рыбы в прибрежных водах водилось видимо-невидимо, летом приходил морской зверь, били китов и перелётную птицу.
Словом, жили даны не голодая, от скудости не изнывали, с соседями вели хорошую торговлю, воевали же редко: мало кто желал покуситься на принадлежащие им камни да болота — шедших с востока неостановимым потоком варваров привлекали тучные угодья Галлии, тёплая Италия, богатая Иллирия и щедрая на зерно Фракия.
Северин, поразмыслив, решил, что даны были одним из самых благополучных варварских племён — если, конечно, верить Хререку, почитавшему родину пращуров едва ли не второй Скандзой. А то, что хлеб плохо родится и зимы холодные — не беда, весь обитаемый мир одряхлел, кругом упадок да порча. Вот даже у франков раньше по два урожая в год снимали, а теперь всего один, и того до весны едва хватает!
Последнее утверждение Северин мог запросто объяснить тем, что при римлянах в Галлии пшеницу сеяли по науке, а поля удобряли, варвары же предпочитали рубить и жечь лес, а на месте расчищенных делянок растить зерно — отсюда и вечный недород.
Однако у данов были иные потребности и привычки, появившиеся за последние столетия: их настоящим кормильцем стало море, оно же и породило страшную напасть, поразившую племя датское и все роды да колена его…
— Он приходил и этой зимой, — тяжко вещал Беовульф. — И снова будет приходить, раз за разом — однажды вкусив крови, он не остановится. Так сказал Вотан.
— Ты сам говорил с Вотаном или его речи звучали из уст жрецов? — спросил неугомонный вандал.
— Пусть Хенгест будет свидетелем — сам. — Суровый ют склонил голову, подтверждая. — Жрецы отправили меня ко вратам Вальхаллы. Отвели в священный круг, к Вотану, и подали испить священного мёда, того, за который Вотан умер. Потом старший жрец этого же мёда глотнул, и мы оба умерли на время. Из ворот трое асов вышли, клятву нам принёсших: сам Вотан, Доннар с молотом молнемечущим на плече и светлый Бальдр. А за их спинами Локи стоял, с лицом будто из камня вырубленным — понял, куда его древняя шутка завела. И боги это знали: стоят на лезвии, за которым — клятвопреступление…
— А ведь верно, — покачал головой Ариарихгот, — Море принадлежит ванам, там правят вожди Ванахема, а они клятвы не приносили… Они нам помогать не обязаны.
— Ещё Вотан сказал, что дарует нам доблесть и силу во исполнение обещания. И Тор будет нас хранить, а Бальдр веселить души и дарить радость в битве. С тем боги ушли в Вальхаллу и ничего больше не сказали. А жрец повёл меня обратно, в мир живых. Только Локи крикнул в спину: «Берегитесь!»
— Дела-а, — протянул Хререк. — Но я не поверну обратно! И я не боюсь попытаться!
— Никто не боится, — низким голосом сказал Хенгест. — Скильд?
— Что? — невпопад брякнул Северин, решительно не понимавший, о чём идёт речь. Ответил единственно правильно: — Я как все!
— Ты сказал, а в слове нерушимая сила.
Это Северин знал и без поучений варваров-язычников — Словом был мир сотворён…
Начало пути было благоприятным — прямой парус выгнулся лебединой грудью, с юго-востока, со стороны Гесперийского моря дул хороший тёплый ветер. Маленькая шестивёсельная ладья отошла от батавского берега на десять стадиев и запрыгала по тёмно-синим волнам.
— Мы должны всегда оставаться в виду земли, — громогласно объявил Беовульф, налегая на рулевое весло. — Скильд Скевинг, следи за горизонтом! Внимательно следи — помни, что море не принадлежит людям, мы в чужой вотчине! Хререк, отдай Ньорду и морскому великану Эгиру наши подарки!
В воду полетели римские золотые монеты, кольца и плохо огранённые камни. Сокровищ у Нибелунгов было достаточно, чтобы ублажить богов.
…У батавов запаслись продовольствием на три дня — зерно брать не стали, им под посевы нужно. Вполне хватило копчёного турьего мяса, крошечного, с две кружки, бочонка с мёдом да пять круглых сыроватых хлебов из муки ячменя, проса и ржи.
Северину такой хлеб перестал казаться отвратительным — когда голоден, и не такое съешь. Воды пресной два бочонка прихватили, пускай и не собирались далеко от земли отходить.
Всегда можно было останавливаться на днёвки — поохотиться, поесть горячего. Алатей умел искать под снегом пахучие корешки, с которыми мясная похлёбка становилась подобной лучшим творениям римских мастеров, устраивавших пиры для цезарей и сенаторов. Зверья же на пустынных берегах и птиц на островах было безмерно.