Линия, которую он отстаивает на этом совещании, сложна и зачастую полностью противоречит его предыдущей точке зрения. Настроенный на продолжение вооруженного восстания, он не обозначает свою цель, когда большинство предлагает приостановить операции до проведения Сионистского конгресса. Он даже соглашается на долговременный компромисс, когда Наум Гольдман предлагает следующий проект решения: «Исполнительный комитет готов обсудить предложение о создании жизнеспособного еврейского государства на значительной части земли Израилевой». Это совершенно революционный текст: впервые после Билтморской встречи кто-то осмеливается предложить раздел западной Палестины. Удивляет реакция Бен-Гуриона: если он заявляет о своем согласии с принципом разделения, он воздерживается от голосования, чем выражает свою оппозицию. Принцип разделения принят, и Бен-Гурион отказывается от территориального определения еврейского государства, как оно было сформулировано в «Билтморе». Значит, Старик никогда бы не сдался без боя, не будь он согласен с Гольдманом в главном. Несомненно, что он был заранее готов согласиться с этой мыслью. Следует подчеркнуть, что и один, и другой знали, что есть немало шансов добиться поддержки Трумэна в отношении плана разделения с последующим созданием еврейского государства. Исполнительный комитет на несколько дней прервал свою работу, и Гольдман получил возможность слетать в США и обратно для того, чтобы убедить Комитет, которому Трумэн поручил выработать американскую позицию по отношению к Палестине, принять этот план. 9 августа он встретился с советником президента Дэвидом Найлсом, «который, взволнованный до слез, сообщил ему, что президент принял план в полном объеме и приказал Дину Ачесону передать британскому правительству соответствующее послание». 13 августа Гольдман вернулся в Париж, и Исполнительный комитет возобновил работу, которую завершил 23 августа, утвердив новую позицию по вопросу о разделе Палестины.
Осенью 1946 года Хайм Вейцман был усталым и разочарованным человеком. Британские руководители, с которыми он вел переговоры, уже не были теми людьми, которых он знал в период между двумя войнами. Это были сторонники жестких мер, которые разучились сдерживать обещания и боялись любого слова, произнесенного арабами. Евреи тоже изменились и отличались от тех, кого он знал до геноцида: они требовали немедленного создания государства, и это еще больше его раздражало. Как и они, он мечтал о государстве, но оставался верен своей политике продвигаться вперед мелкими шагами, тогда как Бен-Гурион заразил своим мессианским вирусом большую часть сионистского движения. Кроме того, председатель Сионистской организации был болен и недавно перенес несколько операций, после которых почти ослеп. Ему было уже семьдесят два, и в течение 1946 года он неоднократно говорил, что не сможет присутствовать на следующем, декабрьском конгрессе, который состоится в Базеле.
В действительности, он решил остаться во главе движения, тогда как Бен-Гурион решил его сместить. В середине сентября Вейцман отправил Бен-Гуриону дружеское письмо, начинающееся словами: «Мой дорогой Бен-Гурион», в котором сообщал, что полностью согласен с принятым в Париже решением. Ответ был еще более дружеским; зная о болезни Вейцмана, Бен-Гурион написал разборчиво и крупно: «Дорогой мой доктор Вейцман… Где бы вы ни были, знайте, что мои любовь и уважение, а также любовь и уважение моих коллег всегда будут с вами». Вейцман продолжил переписку в том же духе, но в ответ на явно безобидную фразу намекнул о своих политических проектах: «Я считал, что понял имевшую место попытку урегулировать вопрос с выборами [в сионистский Исполнительный комитет] до начала конгресса. Было бы замечательно, если бы это удалось и позволило бы нам избежать многих трудностей и волнений». Бен-Гурион действительно намеревался заранее уладить вопрос с выборами, но совсем не так, как думал Вейцман. Он писал ему: «Может быть, вскоре я ненадолго уеду в Америку». Слово «вскоре» было выбрано не очень точно, поскольку в США он уехал буквально через несколько часов после написания письма.
В преддверии очередного — первого после войны — конгресса Бен-Гурион собирался выступить против Вейцмана, заключив альянс с Аба-Хилель Сильвером, динамичным лидером американских сионистов, ярым экстремистом, мечтавшим создать еврейское государство. Сильвер был человеком властным и не терпящим возражений, безжалостным к противникам, и понятие компромисса было ему чуждо. Маловероятно, что две такие сильные личности, как Бен-Гурион и Сильвер могли долго сосуществовать и не оспаривать власть, но поскольку оба были прагматиками, понемногу они стали выступать единым фронтом против умеренной политики Вейцмана и Вайса, которую те проводили во время войны. Именно Сильвер сумел придать американскому сионизму массовый характер и активную позицию.