Бен Гурион

Судебный процесс в Каире вызвал в Израиле бурю эмоций. Накануне первого заседания проживающий в Египте еврей по имени Кармонах покончил с собой (по другой версии он был до смерти избит египетской полицией). 21 декабря в тюремной камере сводит счеты с жизнью Макс Беннет. Находящаяся в числе обвиняемых молодая женщина совершает две попытки суицида. Немногие догадываются о том, что декабрь 1954 и январь 1955 годов оборачиваются для израильских руководителей настоящим кошмаром. С одной стороны, они разворачивают перед иностранными державами обреченную на провал кампанию, пытаясь спасти обвиняемых в Каире; с другой стороны, комиссия Ольшана — Дори раскрывает чудовищное переплетение лжи, интриг и антагонизма в среде высших чинов министерства обороны.

Лавон возлагает большие надежды на комиссию, но быстро расстается со своими иллюзиями, увидев, что все свидетели, за одним исключением, настроены против него. Он понимает, что руководители спецслужб фальсифицировали вещественные доказательства и оказали давление на свидетелей. Находясь в нарастающем нервном напряжении, он теряет хладнокровие и по секрету сообщает одному из своих верных друзей, что Даян и Перес «организовали заговор с целью его устранения из общественной жизни» и что «поскольку ему не удается доказать свою невиновность в Каирском деле, он покончит с собой». В последующие дни он неоднократно подтверждает свои намерения, что производит большое впечатление на других руководителей Рабочей партии Израиля.

Заседания комиссии проходят в обстановке полной секретности и длятся десять дней. Информированный о ходе событий Шарет убежден, что Лавон будет признан виновным. Однако выводы, представленные комиссией 13 января, весьма неопределенны:

«Мы не получили бесспорных доказательств того, что начальник армейских спецслужб не получал указанных приказов министра обороны. В то же время мы не убеждены, что министр обороны отдавал приказы, которые ему приписываются».

Ознакомившись с этим двусмысленным текстом, Шарет начинает опасаться реакции министра обороны. И страхи эти небезосновательны. 18 января Лавон, вне себя от гнева, врывается в его кабинет: «Я стал свидетелем слепой ярости», — отмечает Шарет. Лавон возмущайся выводами комиссии («Лживый документ, вопиющая несправедливость», — кричит он), грубо критикует ее членов и заявляет премьер-министру, что будет требовать парламентского расследования. Ошеломленный Шарет пытается опровергнуть его обвинения, напоминает, как тот был доволен составом комиссии и обращает его внимание на тот факт, что обращение за помощью в парламент было бы эквивалентно выставлению дела на всеобщее обозрение. «В определенных условиях, — отвечает Лавон, — человека уже не волнует реакция общественности».

Все более и более обеспокоенный Шарет созывает своих друзей по Рабочей партии Израиля, большинство из которых осуждает Лавона. Только Эшколь выступает против его исключения из правительства и призывает Шарета «сделать все возможное и остановиться, пока не поздно». Все помнят об угрозе Лавона покончить с собой и, возможно, именно в этом кроется объяснение того, почему руководители Рабочей партии Израиля никак не придут к однозначному решению. Отчаявшись, они отправляются за советом к Бен-Гуриону. На этой стадии «Дело Лавона» и все, что с ним связано, тщательно засекречено Израилем. Министры, не принадлежащие к Рабочей партии Израиля, равно как и члены Кнессета, даже не подозревают, что происходит в верхах.

Однако 27 января 1955 года военный трибунал города Каира выносит приговор: двое оправданы за недостатком улик, шестеро приговорены к длительным срокам тюремного заключения (от семи лет до пожизненного заключения), двое — Шмуэль Азар и доктор Моше Марзук — приговорены к смертной казни. Со всего мира поступают прошения о помиловании. Государственные и политические деятели, высокопоставленные священнослужители и представители интеллигенции ходатайствуют перед египетскими властями, но все напрасно. 31 января двое приговоренных к смерти казнены через повешение во дворе каирской тюрьмы.

1 февраля делегация представителей «высшего ранга» приезжает в Сде Бокер. Мнение Бен-Гуриона выражено четко и ясно: «Лавон должен уйти!». Вечером об этой встрече узнает некое заинтересованное лицо, и на следующее утро одна из газет сообщает, что в Сде Бокер прошли консультации по вопросу о «внутренних перестановках в составе кабинета министров — членов Рабочей партии Израиля». Это тяжелый удар для Лавона, и он подает Шарету заявление об отставке. Можно было подумать, что выход из критической ситуации найден, если бы в заявлении Лавона не было одного маленького абзаца: