«Он рассказал мне о поразительном приказе Пинхаса Лавона — во время его [Даяна] отсутствия — о проведении операции в Египте, которая провалилась (они должны были это предвидеть!). Какая преступная безответственность!».
Бен-Гурион впервые услышал о покушениях, и его реакция на действия Лавона была однозначной. Но до середины октября он, вероятно, никому об этом не говорил. В день своего 68-летия он решает довериться Нехемии Аргову.
«Впервые я говорил со Стариком на ужасную тему, имя которой — Лавон, — пишет Аргов. — Старик подверг анализу египетский вопрос: «Не пристало министру обороны заниматься этим. По какому праву он позволил себе принимать решения и действовать в сфере, целиком и полностью относящейся к политике?».
С октября 1954 года Бен-Гурион считал, что ответственность за провал операции в Египте лежит на Лавоне.
Второй акт пьесы начался 11 декабря. В этот день в Каире состоялось первое судебное заседание по делу «сионистских агентов». Это событие вызвало бурю в Израиле, где все газеты были полны сообщениями из Египта. Читая прессу, министр обороны был поражен, узнав, что покушения состоялись до того, как был отдан приказ. Вызванный срочным порядком начальник спецслужб подтвердил, что его собеседник дал «добро» во время встречи, состоявшейся 16 июля. Это была вопиющая ложь, поскольку Лавон дал согласие на проведение операции только 23 июля; но Гибли, стремясь уйти от ответственности, стал поддерживать версию о том, что получил приказ на неделю раньше. Министр сверился с записями в своем ежедневнике и подтвердил, что в тот день не встречался с Джибли. Но он на этом не остановился и в надежде упрочить свою позицию решает тоже прибегнуть к лжи, утверждая, что виделся с начальником спецслужб только 31 июля — через неделю после ареста подпольной организации; таким образом, Джибли не мог получить его согласия раньше этой даты.
Но эта вторая ложь была не более правдоподобна, чем первая, поскольку в одной из папок министерства обороны обнаружат написанную от руки записку от 26 июля, в которой Джибли сообщал министру, что «наши люди» были арестованы в Александрии. С этой минуты Лавон избрал другую тактику и стал полностью отрицать, что давал приказ приступить к операции и что вообще когда-либо ее одобрял. Он даже попросил Шарета назначить комиссию по расследованию, на что премьер-министр согласился.
Комиссия, в состав которой входят бывший начальник штаба Яаков Дори и член Верховного суда Ицхак Ольшан, хочет выслушать объяснения Аври Элада, который находится в Европе и чьи свидетельские показания могли бы представлять прямую угрозу начальнику спецслужб: в самом деле, скажи он правду, тут же вскроется, что приказ о подготовке покушений он получил еще в то время, когда был в Европе (в мае — июне), то есть задолго до роковой беседы Джибли с Лавоном. Чтобы избежать этой опасности, Мордехай Бен-Цур, верный заместитель начальника спецслужб, передает Эладу конфиденциальное письмо, куда вложены записки Джибли и его самого, а также предупреждает о том, что его вскоре вызовут в качестве свидетеля по «египетскому делу». Он приказывает ему не только отрицать участие в организации терактов на почте и в американских библиотеках 2 и 14 июля, но и переделать записки и доклады так, чтобы они соответствовали этой версии событий. Таким образом, он подстрекает агента засвидетельствовать, что операция была санкционирована не раньше 16 июля — в день, когда Джибли получил от Лавона разрешение на проведение покушений. Элад возвращается в Израиль, где прямо в аэропорту сотрудники Джибли разъясняют ему, как следует давать показания перед комиссией Ольшана — Дори и подготавливают к разговору с Даяном и Лавоном. В полном соответствии с инструкциями своего начальства Элад дает ложные свидетельские показания.
Заявления Элада приобретают чрезвычайную важность по другой причине. Во время проведения египетской операции Джибли, желая ввести в курс дела Моше Даяна, находящегося с официальным визитом в США, отправил ему письмо, датированное 19 июля 1954 года, которое начальник генерального штаба порвал. Лица, продолжившие впоследствии расследование этого дела, станут уверять, что копия этого письма, фигурирующая в документах спецслужб, является фальшивкой, сфабрикованной по распоряжению Джибли. Стремясь дискредитировать версию Джибли и подтвердить лжесвидетельство Элада, секретарша перепечатала письмо и добавила в абзац, где говорилось о совершении покушений, слова «по приказу Лавона».