Бен-Гур

Воистину, Аррий был предусмотрительным человеком; обогащая своими дарами алтари в Пренесте и Анции, он придерживался мнения, что благоволение слепой богини зависит больше от усердия и ума просителя, нежели от его жертвоприношений и молитв. Всю ночь он провел во главе праздничного стола за вином и костями, однако запах моря снова сделал его моряком, и он не собирался отдыхать, пока не изучит корабль. Знание не оставляет места для случая. Начав с начальника над гребцами, парусного мастера и штурмана, вместе с остальными офицерами — командиром воинов, хранителем корабельного имущества, мастером боевых машин, ответственным за кухню и огни — он обошел все корабельные помещения. Ничто не избежало внимательного взгляда. Когда осмотр был закончен, из всего общества, собравшегося в тесных стенах, он один в совершенстве знал все, что относилось к материальной подготовке экспедиции; и поскольку все оказалось в наличии, оставалось только одно: досконально изучить экипаж. Это была наиболее деликатная и трудная часть задачи, требующая более всего времени; он взялся за ее выполнение на свой собственный манер.

В полдень галера бороздила море за Пестумом. Ветер по-прежнему дул с запада, туго надувая парус к удовольствию парусного мастера. На фордеке установили алтарь, посыпали его солью и ячменем, и трибун вознес торжественные молитвы Юпитеру, Нептуну и всем океанидам, а затем вылил вина и воскурил фимиам. После этого, чтобы узнать экипаж, он устроился d большой каюте.

Следует уточнить, что каюта была центральным помещением корабля, размерами шестьдесят пять на тридцать футов. Свет проникал через три широких люка. Из конца в конец проходил ряд пиллерсов, поддерживающих палубу, а в центре видно было основание мачты, все блестящее от боевых топоров, копий и дротиков. К каждому люку вела двойная лестница, поднимающаяся справа и слева, наверху же находилось устройство, позволяющее поднять оба трапа к потолку, а поскольку как раз сейчас они были подняты, каюта имела вид просторного зала с дневным освещением.

Читатель понимает, что это было сердце корабля, дом для всех, кто жил на борту, — столовая, спальня, место для упражнений, место отдыха для свободных от вахт — употребления, возможные благодаря законам, которыми жизнь здесь была расписана по минутам, и распорядку вахт, неодолимому, как смерть.

В дальнем конце каюты находилась приподнятая на несколько ступенек платформа. На ней сидел хортатор и деревянным молотком отбивал по столу ритм для гребцов, справа были водяные часы, отмеряющие время вахт. Выше находилась еще одна платформа, огороженная позолоченными поручнями, где и расположился трибун, ибо с этого места видно было все, а небольшое ложе, стол и кафедра, или стул с мягким сиденьем, подлокотниками и высокой спинкой, придавали ему даже элегантный вид — максимально дозволенная императором элегантность.

Так, удобно расположившись в кресле, в военном плаще, наполовину скрывшем тунику, с мечом на поясе, Аррий не спускал бдительных глаз со своей команды и сам был на виду. Он критически осматривал все, что находилось в поле зрения, но наибольшее внимание уделял гребцам. Читатель, несомненно, последует его примеру, но будет смотреть с большим сочувствием, тогда как Аррий, по обыкновению рабовладельцев, интересовался только результатами.

Зрелище само по себе было весьма простым. Вдоль обоих бортов тянулось, на первый взгляд, три ряда скамей; но присмотревшись внимательнее, наблюдатель узнавал в них ряд банок, у которых вторая и третья скамьи находились позади и выше предыдущих. Чтобы разместить в ограниченном пространстве шестьдесят гребцов с одной стороны, было сделано девятнадцать банок друг за другом с интервалом в один ярд, двадцатая же располагалась так, что ее верхнее сиденье находилось точно над нижним сиденьем первой. Такая система предоставляла каждому гребцу достаточно места, если он точно соразмерял свои движения с движениями остальных, как солдат, шагающий в плотном строю.