Белый ворон

— Да, мне так тоже казалось. Но потом один парень посчитал иначе…

— Это не тот, который совершенно случайно взорвался в машине?

— Тот самый.

— Видишь, как опасно лезть в не свойственный тебе бизнес, — ощерился господин Никифоров.

— Слава Богу, я этого не делал, — вслух успокаиваю сам себя.

Сейчас господин Никифоров воспрянет духом, пользуясь моим выводом. Манеру работы наших бизнесменов я хорошо изучил.

— Как сказать, — положил в пепельницу свою сигару венецианский дож, — мне показалось иначе.

— Например…

— Зачем много говорить? Ты не прав. Сам это знаешь. Не по делу наехал на хороших ребят. Мокруху учинил… В общем так, мы постановили — с тебя десять лимонов штрафа, кроме возмещения прямых убытков. И живи дальше.

— Интересно, кто это мы?

— Сходняк!

Я с огорчением покачал головой и заметил:

— Удивил ты меня. Сумма, прямо скажем, большая. Даже если я признаюсь, что хоть в чем-то виноват.

— А куда ты денешься? — презрительно искривил губы господин Никифоров.

Я словно почувствовал, как комнату накрыла тень крыльев одного из трех воронов с золотыми ключами от замка, именуемого жизнью, и решил не затягивать встречу.

— Десять лимонов, это же такая сумма… — пробормотал я к радости господина Никифорова, а затем скороговоркой добавил:

— А что, лечить обожженный прыщик так дорого стоит? Сходняк по этому поводу собирали?

— Ты, фраер, не хипешись, — весьма спокойно ответил господин Никифоров и хотел было что-то добавить, однако я тут же перешел на более повышенные интонации:

— Да, я фраер. А ты в законе так называемом? Или, как это сейчас говорят, на положении вора? Тебе настоящие деловые по ушам не настреляли, клоун Арлекино, крысятник…

Господин Никифоров засветился доброй улыбкой, и слова застряли в моем горле, потому что меня внезапно охватил какой-то ужас, заставивший вцепиться пальцами в подлокотники кресла. Словно врата ада распахнулись передо мной, и кровь усиленно била в виски, гоня перед собой по жилам неведомый доселе леденящий страх…

Захрипев, я попытался вырваться из объятий ужаса, сполз на пол и увидел, как ко мне приближается лицо Арлекино, всего лишь одна из масок, нацепленных самим Люцифером.

— Ты червь! — грохнул раскатами грома его голос. — Повторяй, я червь…

— Червь, — еле выталкиваю непослушным языком это слово.

— На кого ты посмел… Говори, червяк…

— Червяк, — покорно прошептал я, пытаясь подняться с колен, вцепившись в журнальный столик, а страх заставлял биться мое сердце чаще и чаще.

— Ты взнесешь, сколько скажу, — гремел леденящий кровь голос. — Говори своему повелителю…

— Повелителю, — помимо своей воли повторил я, напрасно пытаясь противостоять этой неземной силе.

Мои пальцы скрючились, и неожиданно правую ладонь ожег сильный огонь. Прорвавшись на мгновение сквозь окутавшую меня пелену ужаса, я увидел обожженную пятерню, сжимающую сигарный окурок, и лишь затем Арлекино, стоящего рядом.

Направив на меня свои часы, он сказал:

— Говори своему повелителю: я козел!

Сжав посильнее спасительный, всеочищающий огонь, мгновенно поднимаюсь на ноги и хриплю:

— Повелитель… Ты — козел!

Страх снова начал оковывать меня, опутывать своей липкой паутиной, но в это время среди ужасных завываний, вспыхнувших где-то под волосами, раздался звук негромкого выстрела; я увидел медленно закрывающиеся передо мной врата ада и оседающего на пол венецианского дожа. Я повернулся к окну, и на моих глазах в стекле появилась круглая дырочка с растекающимися от нее трещинками.

— А-а-а, — дико ору, рухнув на пол, и упрямо ползу к двери, понимая — через несколько секунд уже не буду в состоянии себя контролировать.

Последнее, что я успел запомнить во время губернаторского бала-маскарада, были перекошенные лица Зайчика и Мушкетера, вбежавших в комнату первыми. Следом за ними сюда влетели несколько человек, сжимающие в руках пистолеты, направленные стволами вверх. «Любители», — успеваю отметить, прежде чем прекращаю понимать что-либо.

41

Первое, что почувствовал, открыв глаза, было состояние необычайной легкости, словно я не лежал на диване в собственном кабинете, а парил в поднебесье.

— С возвращеньицем, — вернул меня на землю голос коммерческого директора, почему-то одетого не в костюм мушкетера, а в обычную тройку.

— Я долго был в ауте? — спрашиваю, шаря взглядом по сторонам.

Сережа вздохнул, подошел к письменному столу и швырнул мне пачку сигарет. Поймав ее с лета, любопытствую:

— На огонек тоже расколешься?

Рябов вздохнул еще раз, самолично дал мне прикурить и лишь затем поведал:

— Огонек… Правой ладони мало? Жиром катрана залили… Ну и нервы у тебя. Железные. Почти сутки продрых. Сабина возле тебя сидела. Час назад ушла.

— Ты чего это… Сутки? Сколько себя помню, больше шести часов… Часы, Рябов…

— Эти? — демонстрирует мне сувенир Арлекино коммерческий директор.

— Да. Почему я столько был в отключке? Пепельницу, будь добр…

— На, травись. Тебя же по-другому угробить сложно. А сутки дрых, потому что какой-то наркотой нашпиговали. Сабина целый консилиум организовала.

— Понимаю. Кроме докторов, в этой жизни у нее других развлечений нет. Мне другое любопытно. Что ты делал?