-Хочешь проверить? - черные глаза наполнились гневом, обещая очень скорую и жестокую расправу. - Ты же знаешь, мы не победим, но пятерых я унесу с собой, еще двоих раню, да и кони будут основательно подпорчены. Но первым умрешь ты, и тебе уже будет все равно, последую я за тобой или нет.
Всадник отвел ружье.
- Я знаю тебя и верю. Но ты не сможешь защитить все караваны, так, что и мне всегда будет нажива. Прощай - Дари.
Он повернул своего скакуна.
-Мы еще встретимся - громко крикнул он, подняв ружье.
-Я даже не сомневаюсь.
Караван двинулся дальше.
* * *
Только ночь видела этот танец, танец двух сабель. Луна освещала голого по пояс мужчину. Его смуглое тело испещряли шрамы от ран и ожогов(17). Он тренировался в пустыне, где его никто не мог увидеть. Легкое скольжение по песку, молниеносные удары попеременно одним и вторым клинком, или обоими сразу. Быстро и ловко. Но нужно ли это?
Короткие клинки на верблюде не действенны ни против конницы, ни против пеших, это оружие хорошо было на арабском скакуне. Для одногорбого животного у него был меч в три локтя и ружье. Так зачем же эти изматывающие тренировки? Неужели он хочет вернуться?
Танец сабель продолжался, они ловили невидимого противника в перекрестье, рассекали воздух, ловили блики луны. Босые ноги вычерчивали ровные круги на песке. Один круг, второй, третий. Все ровно и четко, только это больше не приносило радости.
-Наверно я все-таки струсил.
-Держись я с тобой. Все будет хорошшшо - прошелестела пустыня, обдувая песком.
Поможет, она сильнее человеческих слабостей.
* * *
- Это последний караван в этом месяце. Скоро сезон бурь, больше перегонов не будет.
-Значит, мне придется задержаться здесь.
-Это не так уж и плохо?
-Наверно, но все же неуютно.
-Иногда нужно посидеть на месте, выкурить кальян, подумать о жизни. Может ее пора менять? Завести семью, детей?
- Я не курю кальян, мне нравится больше трубка.
- Это было не главное - Гани улыбнулся - Ты хороший воин, с тобой на караваны стали нападать гораздо реже. Но пора подумать о себе.
Бедуин закрыл глаза и прислонился к спине прилегшего верблюда.
- Я думаю о себе - он взмахнул руками - Все просторы пустыни мои, любой путь, любое направление! Только выбирай!
- Что же ты оставишь после себя?
- Я оставлю себя пустыне.
Араб доброжелательно похлопал по плечу Ариста, поднимаясь.
- Я жду, шелестела пустыня, за огромным зеленым оазисом.
- Я приду - мысленно отвечал на зов кочевник - Жди.
Дни тянулись бесконечно долго. Странник уже забыл, насколько сильно он может чувствовать тоску по дороге. Буря временно стихла, чтобы через неделю прийти снова. Пейзаж за оазисом очень изменился. Там где были величественные барханы, была равнина. Равнина стала извилистым холмом. Только человек всю жизнь проживший в пустыне может найти дорогу.
- Ты уже уходишь?
- Я и так сильно задержался здесь.
-Ты не успеешь.
-Успею. Пустыня зовет.
Еще один закат, прощание с городом и снова в путь. Верблюд радостно ускорил шаг. Ему тоже надоел простой.
- Я здесь! - радостный крик огласил пустыню, разбиваясь о песчаные дюны.
Озарённая светом луны пустыня была счастлива. Ее дитя снова с ней.
* * *
- Тише, Камар - всадник ласково похлопал его по загривку - Мы еще успеем насладиться дорогой. Неделя пути. Трудный путь, но такой прекрасный. Два путника и бескрайний пустынный мир.
-Смотри, перекати поле. Оно провожает нас. Скоро мы даже таких растений не увидим, но нам не привыкать.
Дромадер согласно плюнул в песок.
- Ох и упертое ты животное. Камар кивнул головой, потом мотнул, будто сомневаясь в правильном ответе. Бедуин засмеялся.
Поднимался рассвет, солнце уже прогревало песок с неимоверной скоростью.
-Наверно нам будет не жарко в аду? Не правда ли?
Верблюд оставил эту реплику без внимания, видно он никогда не задумывался о том, куда он потом попадет. Да и есть ад или рай для верблюдов, даже такого величественного как Камар?
- Гляди мы не первые, кто выбрался в пустыню в затишье. Вот тут караван проходил небольшой, голов тридцать, тут зверье мелкое бегало. Не одни мы тут. А вот и свежие следы, ночью только.
Проходя холм за холмом, все дальше углубляясь в пустыню. Арист вспоминал свое детство. Они жили тогда в городе, обычные дома на берегу небольшого озера. Прекрасный вид открывался из детской, на голубую гладь, извилистый инжир и финиковую рощу на горизонте. И воздух спокойный и свежий, без дикого завихрения песка, готового забраться и в нос и в глаза. Рай.
Но видно кровь матери была сильнее, и он с самого детства сбегал в пустыню, пренебрегая водной гладью. Он так и не научился плавать. Когда родители умерли, ему всего исполнился восьмой год, он ушел, став кочевником.