Белый вепрь

Отец и сын смотрели друг на друга в упор. Фрэнсис почувствовал, что наливается кровью, мальчик, напротив, побледнел и поник. Выражение его лица было знакомо Фрэнсису — точная копия Анны. Молчание затягивалось. Наконец Фрэнсис отрывисто произнес:

— Иди к себе наверх.

Спальня Анны и Фрэнсиса находилась на втором этаже, к ней примыкала небольшая комната, окна которой выходили в сад. Собственно, ее трудно было назвать комнатой — скорее узкий пенал, Анна поставила там кушетку для Уилла, Фрэнсису это с самого начала не понравилось: он всегда считал, что мальчику будет лучше с другими детьми в общем дортуаре. Но сейчас, наверное, так было лучше — пусть побудет один.

Когда мальчик ушел к себе, Фрэнсис подошел к камину и, сложив руки на груди, стал задумчиво наблюдать за игрой пламени.

— Фрэнсис, прошу тебя… — начала было Анна, с трудом выговаривая слова. Но в его ушах все еще звучал голос сына. Фрэнсис резко выпрямился и почувствовал, что пояс слишком давит, мешает дышать. Странно — это был простой пояс из мягкой кожи, без всяких украшений. Расстегнул его и, не глядя на жену, вышел из комнаты.

Через полчаса он вернулся. Пояс все еще был у него в руках. Отшвырнув его в сторону, он тяжело опустился в кресло и прикрыл руками глаза. Анна рванулась к двери, но ее остановил голос мужа:

— Оставь его в покое, Анна. Он в постели. — Фрэнсис, оторвав руки от лица, посмотрел на нее. — Тебе не кажется, что ты и так уже поработала достаточно?

Анна вздрогнула — так страшно прозвучал голос мужа, — и опустила голову, чтобы скрыть слезы.

— Я учила его тому, что кажется мне правильным. А ты на моем месте разве поступил бы иначе?

Фрэнсис промолчал. А ведь Анна права, мелькнуло у него в голове. Он слишком устал, чтобы продолжать этот тяжелый спор, потому перевел разговор на другую тему.

— Завтра я пошлю в Миддлхэм грума: надо предупредить о приезде Уилла. У нас не так-то много времени, если хотим, чтобы он попал туда. Надо действовать, пока погода не испортилась.

Анна принялась перебирать складки на юбке. Было слышно, как шуршит шелк.

— Уилл — все, что у меня осталось, — произнесла она. — Неужели тебе так хочется лишить меня последней радости?

— Ты всегда любила мне перечить, — устало ответил Фрэнсис. — Если я говорю, что нашему сыну нужно это, ты обязательно скажешь — другое. Может, ты собираешься упрекать меня за то, что я здесь слишком редко бываю? А мне-то казалось, что ты не особенно по мне скучаешь. Иначе я непременно приезжал бы чаще.

— Ну да, разумеется, особенно когда не хватало девок позабавиться. Меня всегда удивляло, отчего это ты в таком фаворе у Горбатого{154}, ведь говорят, он не одобряет блуда.

По его молчанию Анна поняла, что наконец-то попала в цель. Глаза его сузились. При свете камина лицо мужа казалось вылитым из бронзы.

— О мадам, если бы я только мог подумать, что вам до этого есть хоть какое-то дело, все было бы иначе. Но ведь вы слишком давно и слишком ясно дали мне понять, что предпочитаете спать одна.

Анна побледнела и отвернулась. Фрэнсис всегда легко взрывался, но гнев его проходил так же быстро, как и возникал. И теперь ему было стыдно до боли за неосторожные слова. Чтобы уязвить ее самолюбие, он выбрал слишком сильное оружие. Фрэнсис приподнялся в кресле, но тут же опустился вновь.

— Извини, мне не следовало этого говорить. Право, мне очень жаль. Это верно, я не много уделял тебе внимания. Но ты же знаешь почему. Неприветливый тон и каменное выражение лица — не лучшая приманка для мужчины.

Она слегка покачала головой — то ли возражая, то ли, напротив, в знак согласия, но так или иначе, Фрэнсис заметил, что Анна плачет. Он понял, что жена вовсе не хотела этой ссоры, что все вышло наружу помимо ее воли — слишком уж много горечи накопилось. «А вообще-то она ждала от этого вечера совсем другого», — думал Фрэнсис. Даже оделась специально для него в голубое — его любимый цвет. Голубое шло ей и сочеталось с цветом глаз — то ли зеленым, то ли серым или голубым. Шея у Анны все еще была как у юной девушки: гладкая, молочно-белая. Теперь уж и не вспомнишь, когда они спали вместе в последний раз — слишком часто и грубо она отталкивала его, — но у крови свой инстинкт и своя память, и Фрэнсис подсознательно чувствовал, что только Анна может дать ему детей, которые унаследуют его имя. Она была из тех женщин, которым, похоже, нравится быть беременными. Он говорил в шутку, что беременность ей к лицу, а месяцы, прошедшие после его возвращения из Бургундии, были самыми счастливыми в их совместной жизни. Но Уилл оказался единственным, больше детей не было. Фрэнсис никогда не говорил жене, как его это ранит. Неужели ее тело, даже соединившись с ним в единое целое, способно сопротивляться и не принимать его до конца?

В камине догорело полено, и искры разлетались в разные стороны. Он подумал, что молчание слишком затянулось, а взглянув на Анну, понял, что все это время она смотрела на него. Он продолжал сидеть неподвижно, а взгляд Анны все еще был устремлен на мужа; она потянулась к фляге, налила в кубок вина и предложила Фрэнсису:

— Выпьешь?