Белый Тигр

— Это последний, обещаю. Скажи, а при помощи поэзии можно исчезнуть?

— Ты говоришь о черной магии? Да, можно. Об этом написано в книгах. Можешь купить такую.

— Нет, исчезнуть, но не так…

Книготорговец сощурился. Его высокий смуглый лоб был весь в крупных каплях пота.

Я улыбнулся ему:

— Ладно, забудь.

А себе я пообещал никогда больше не заговаривать с этим стариком. Слишком уж он проницательный.

От книжной пыли у меня уже слезились глаза. Я повернул к автобусной остановке, что у Ворот Дели. Во рту появился мерзкий привкус — тоже, наверное, от книжной трухи. И не надо мне было так долго возиться со старыми книгами: всякие странные мысли полезли в голову, и не по себе сделалось.

Вместо автобусов я вышел к каменным нагромождениям Старого Дели. Я и представления не имел, где нахожусь. Улицы пустели, затихали. Я огляделся. Кто-то сидел на складных стульях и курил, кто-то спал прямо на земле; над домами порхали воздушные змеи. Порыв ветра дохнул мне в лицо смрадом буйволиного навоза.

Каждый знает: где-то в Старом Дели есть квартал мясников, но мало кто видел его своими глазами. Это одно из чудес старого города — в открытых стойлах под навесами по колено в навозе стоят, понурив головы, огромные буйволы, отгоняют хвостами мух. Я жадно втягивал в себя аромат их тел и испражнений, прямо надышаться не мог! Знакомый с детства запах вытеснял из легких мерзкий городской воздух, и я позабыл все свои печали.

По мостовой загремели деревянные колеса. На дороге показалась большая повозка, запряженная одиноким буйволом. Погонщика не было в помине — скотина сама знала, куда везти. Повозка протарахтела мимо меня, на ней пирамидой громоздились буйволиные головы. Точнее, черепа с почти содранной кожей — только у самых ноздрей, как некий опознавательный знак, оставался жалкий лоскут — и с пустыми глазницами.

А живой буйвол деловито переставлял ноги, направляясь со своим смертным грузом в хорошо известное ему место.

Я пошел рядом с ним, не в силах глаз отвести от ободранных ликов смерти. Мы миновали стойла, я поглядел на упитанных живых буйволов и снова уставился на черепа. И тут — клянусь, Ваше Превосходительство! — буйвол в упряжке повернул ко мне морду и голосом, похожим на отцовский, прошептал:

Брата Кишана забили до смерти. Рад?

Когда снится кошмар и уже чувствуешь, что вот-вот проснешься, все равно страшно.

А буйвол шептал дальше:

Тетушку Лутту изнасиловали и забили до смерти. Рад? Бабушку Кусум затоптали ногами. Рад?

Буйвол в упор посмотрел на меня.

Позор! — чуть слышно произнес он и прибавил шагу.

Мне на мгновение померещилось, что на повозке лежат головы моих родных.

* * *

На следующее утро мистер Ашок сел в машину с улыбкой на губах. Красный портфель находился при нем.

Я посмотрел на страшилу и судорожно сглотнул.

— Сэр…

— Что такое, Балрам?

— Сэр, я давно собирался вам сказать… Я готов был во всем признаться хозяину, клянусь… если бы он сказал мне доброе слово… если бы мягко коснулся моего плеча.

Но он не смотрел на меня. Он тыкал пальцем в кнопки сотового.

Тык, тык, тык.

За рулем у тебя безумец, замысливший кровавый грабеж, сидит в каких-то десяти дюймах, а ты и ухом не ведешь. Ни тени подозрения. До чего вы, люди, слепы. Болтаете по сотовому с американцами, с которыми вас разделяют тысячи миль, и даже не пытаетесь представить себе, что творится в душе того, кому вы доверили баранку вашей машины!

Что такое, Балрам?

А вот это самое, сэр: я хочу раскроить вам череп!

Он подался вперед, почти коснулся губами моего уха — я чуть не растаял — и зашептал:

— Я все понимаю, Балрам.

Я закрыл глаза, язык едва ворочался во рту.

— Понимаете, сэр?

— Ты намерен жениться.

— …

— Балрам. Тебе ведь нужны деньги, так?

— Нет, сэр. Такой необходимости нет.

— Подожди, Балрам. Только достану бумажник. Ты — достойный член семьи, Балрам. Ты еще ни разу не попросил прибавки — не то что другие водители. Ты такой несовременный. Мне это по душе. Мы возьмем на себя все твои свадебные расходы. Вот, Балрам, возьми…

Он вытащил бумажку в тысячу рупий, сунул обратно в бумажник, вынул банкноту в пятьсот рупий, сунул обратно, наконец, извлек сотенную.

И вручил мне.

— Свадьбу, наверное, сыграете в Лаксмангархе?

— …

— Как знать, может, и я прибуду. Мне нравится это местечко. Поднимусь на гору, осмотрю форт. Сколько времени прошло с нашей поездки? Полгода?

— Больше. — Я прикинул на пальцах. — Восемь месяцев.

Он пошевелил губами.

— Да, ты прав.

Я сложил банкноту и спрятал в нагрудный карман.

— Спасибо, сэр.

И повернул ключ зажигания.

Ранним утром я вышел из «Букингемского Дворца, корпус В» на главную улицу. Хотя здание было совсем новое, канализация уже подтекала, и на земле сразу за забором темнело мокрое пятно. Сейчас на нем спали три бродячих пса. Настало лето, и даже ночью было очень жарко. Я посмотрел на собак: они явно наслаждались прохладой, впитывали ее всем телом.