— Однако, — заявил Колтер, — несмотря на все его доводы и все тексты священного писания, к которым прибегал мой благочестивый компаньон, я никогда не одобрял ни рабства, ни торговли рабами. В самом деле, разве не отвратительно видеть, как кучка образованных и физически крепких белых людей всё своё время, энергию и сообразительность тратит на то, чтобы силой, мучениями или ласковыми уговорами заставить упрямых и неподатливых негров выполнять работу, которая делается неряшливо и спустя рукава и к тому же всегда бывает непроизводительной, в то время как те же самые люди могли бы всё сделать в сто раз лучше и с меньшей затратой напряжения и труда, если бы они это делали для себя? Я должен сказать, что вся система рабства, если взглянуть на неё со стороны, являет собой очень жалкое зрелище. Но я не знаю, почему торговля рабами считается делом менее респектабельным, чем покупка рабов и рабовладельчество. Тем не менее это так, и мистер А. из Виргинии, который спасает себя от эмиграции или распродажи имущества с молотка только тем, что продаёт ежегодно на южный рынок полдюжины молодых рабов обоего пола, с некоторым презрением смотрит на торговца, который их у него покупает. Вместе с тем мистер Б. из Джорджии на свои сбережения и на деньги, взятые в долг, покупающий себе новых рабов, смотрит с не меньшим презрением на торговца, который их ему продаёт. В силу какой-то причины, — насмешливо добавил мистер Колтер, — старая истина, что хранитель краденого — тот же вор, оказывается не очень-то применимой к торговле рабами.
В силу какой причины — он так и не мог сказать, может быть потому, что гораздо легче увидеть в чужом глазу соринку, чем в своём — бревно.
Торговля эта имела и другие неприятные стороны; правда, с худшей из них ему сталкиваться почти не приходилось. Покупкой рабов в штатах, расположенных ближе к Северу, занимался главным образом Мак-Грэб. Вырывать рабов из родных домов и разлучать с семьями было делом трудным и неприятным, во всяком случае для него, хотя Мак-Грэб никогда на это не жаловался.
Продажей рабов в Августе занимался Гудж; он, как и всякий другой, умел представить свой товар в необычайно выгодном свете. Мало кто мог бы превзойти его в искусстве продать чахоточного или золотушного раба за сильного и здорового или же сбыть сорокапятилетнюю женщину, выдав её за тридцатилетнюю.
Мои обязанности, — продолжал рассказывать мистер Колтер, — состояли в наблюдении за невольничьей тюрьмой в Августе, где рабов откармливали и приводили в порядок перед продажей. Здесь царило изобилие и допускалась даже известная мягкость в обращении: рабы должны были на аукционе казаться упитанными и весёлыми. Но здесь, однако, происходили тяжёлые сцены, например когда разлучали матерей с детьми. Эти сцены производили на меня очень сильное впечатление — я ведь человек чувствительный, — сказал он, прижимая руку к сердцу с каким-то театральным, даже, пожалуй, слегка насмешливым видом, так что нельзя было понять, говорит он это в шутку или всерьёз. — По правде говоря, — добавил он, — я обычно как-то нелепо переживаю женские и детские слёзы, и это несколько мешало мне в моём деле. Не будучи вовсе человеком набожным, я брался за самые разные дела, но я в течение всей моей жизни слишком глубоко чтил, память матери, вложившей в мою юную душу благоговение перед религией, для того чтобы хвастаться своей верой. Я не мог, подобно моему компаньону Гуджу, прикрываться словами святого Павла и патриархов, и моё собственное, состоящее из плоти и крови сердце иногда, как выражался Гудж, «портило хорошие дела».
Один такой случай и явился поводом для первой серьёзной ссоры с моими компаньонами, после которой мне пришлось покинуть их торговый дом.
Однажды Мак-Грэб пригнал из Северной Каролины особенно удачную партию невольников и среди них молодую женщину необычайной красоты с хорошеньким мальчуганом, едва начинавшим говорить. У обоих цвет кожи был очень светлый, и они вполне могли бы сойти за белых. Её глубокие чёрные глаза были полны грусти, и, несмотря на эту дымку печали, сквозь которую ни разу не пробивалась улыбка, во всём выражении её лица была какая-то удивительная мягкость, которая с первого же взгляда произвела неизгладимое впечатление на моё чувствительное сердце. Мне очень хотелось приобрести её для себя, но я понимал, что это неосуществимая мечта: мои компаньоны ни за что не дали бы своего согласия, так как я и без того должен был фирме изрядную сумму за двух девушек, которых отобрал для себя.
Молодая женщина, по-видимому, получила хорошее воспитание. В последнее время, перед тем как она попала в руки Мак-Грэба, она служила горничной у какой-то дамы, всё имущество которой и рабы были проданы с торгов за долги, согласно судебному приговору.