Белый раб

Меня преследовала мысль о том, что если б с этих северных джентльменов снять сейчас их хорошую одежду и такими вот, мрачными и подавленными, какими они были сейчас, выставить на один из аукционов Гуджа и Мак-Грэба или какого-нибудь другого работорговца, — их очень легко было бы принять за двух родившихся и выросших в неволе «белых негров», да ещё за таких, которые настолько глупы, что держать их в подчинении не составляет большого труда и бояться их особенно не приходится. Видя, что, в своём безутешном горе, эти джентльмены сидят мрачные, молчаливые, сухие, словно их выжали как лимон, и что они совершенно равнодушны ко всем его стараниям развеселить их, игрок, жертвами которого они стали, обратился ко мне. Должен сказать, что я смотрел на замешательство моих проигравшихся спутников не без радости. «Вот, милые джентльмены, — думал я, — теперь вы немного почувствуете на себе, что значит быть ограбленным и обворованным! Вам тяжело расстаться с несколькими сотнями долларов, которые вы заработали за какие-то несколько недель и даже не знаю, честным ли путём, — с деньгами, потере которых вы обязаны, может быть, не столько своей глупости, сколько ловким приёмам человека более умелого и опытного, чем вы. Научитесь же теперь сочувствовать тысячам обездоленных, которые по своим природным качествам и дарованиям ничуть не ниже вас, — людям, среди которых есть и такие, кто намного превосходит вас и достоинством и благородством.

Этих людей обворовывают и грабят минута за минутой, день за днём, неделя за неделей, месяц за месяцем, год за годом — и так всю жизнь. И всё это делается с помощью силы и обмана. Их никто не спрашивает, согласны они или нет на эту игру. У них отнимают не только деньги, заработанные их трудом, — у них отнимают любимых жён и детей, отправляя их на продажу, когда это понадобится или когда заблагорассудится тому, кто называет себя их хозяином, хотя, вообще-то говоря, у этих хозяев не больше права владеть людьми и распоряжаться ими, чем у этого игрока — распоряжаться вами. Это право сильного над слабым, право ловкача над простаком!»

Глава пятидесятая

Ввиду того, что этот бывший агент, бухгалтер и компаньон господ Мак-Грэба и Гуджа, а ныне шулер и профессиональный игрок, мог благодаря своим прежним связям с этой почтенной фирмой оказаться мне очень полезным при розысках, которые я намеревался предпринять, я встретил довольно доброжелательно его попытки завязать со мною более близкое знакомство. Должен признаться, что он накануне подкупил меня решительностью, с которой вступился за своего любимого кандидата в вице-президенты Соединённых Штатов. Что же касается его нынешней профессии, то, откровенно говоря, она представлялась мне не более подлой и достойной презрения, чем торговля рабами, которой он занимался перед этим, или рабовладельчество, которому такое количество южных джентльменов с ничем не запятнанной репутацией обязано частью своих доходов.

Он оказался очень приятным собеседником, свободным от узости и ограниченности провинциальных взглядов, от которых далеко не освободились ещё очень многие самые образованные и самые свободомыслящие из американцев. В разговоре он обнаружил не только тонкую наблюдательность и едкую остроту суждений, но даже и юмор, в котором, правда, было больше благодушия, чем горечи.

Таково было начало нашего знакомства, которое постепенно начало переходить в дружбу. Я не скрыл от мистера Джона Колтера (это было имя, которое в данное время носил мой новый знакомый), что догадываюсь о его сомнительной профессии, но в то же время я проявил готовность по достоинству оценить его приветливость и любезность, его остроумие и то, что в моих глазах имело ещё гораздо большее значение, — его великодушие и свободу взглядов. Да и почему я не должен был учитывать его положения и обстоятельств? Почему я не мог отнестись к нему с такою же снисходительностью, с какою принято подходить к рабовладельцам?

Как бы для того, чтобы укрепить в моих собственных глазах проявленную мною терпимость, которая, видимо, польстила ему и к которой он не привык, мистер Джон Колтер воспользовался прогулкой при лунном свете; это было во время нашей второй стоянки, и, так как больше уже не нашлось простаков, которых он мог бы обобрать, он решил рассказать мне историю своей жизни.

Он был сыном богатого плантатора, или, вернее, одного из тех землевладельцев, которые когда-то были богаты, а потом уже продолжали считаться таковыми до конца дней. Так или иначе, он был воспитан в изобилии и роскоши. Образование он получил очень приличное. Отец отправил его путешествовать по Европе, где он швырял деньгами и вёл довольно беспутную жизнь. Смерть отца заставила его вернуться домой. Имущество, поместья, земли и рабы были заложены и перезаложены, продажа не могла покрыть всей суммы долгов, и все дети умершего оказались без всяких средств к существованию.