Белый раб

На следующее утро он поднялся поздно. Не успел он стать на ноги, как, обуянный злобой, решил отомстить Касси и за ушибы, полученные по ее вине, и за оказанный ему отпор. Опираясь одной рукой на палку, а в другой держа плеть, он, хромая, подошел к дверям таверны. Всем своим рабам он приказал выстроиться перед домом. Двоих самых сильных из них он заставил держать Касси за руки, в то время как сам избивал ее плетью. Крики несчастной привлекли внимание праздных бездельников и шелопаев, из которых, по всей видимости, главным образом состояло население мелкого виргинского поселка. Кое-кто из собравшихся осведомился о причине этой экзекуции, но дело представлялось им настолько маловажным, что никто из них не счел даже нужным дождаться ответа на свой вопрос. По общему мнению, хозяин был просто пьян и изобрел такой способ, чтобы опохмелиться. Во всяком случае, будь он пьян или трезв - никому и в голову не пришло вступиться: в их глазах это означало бы нарушение его "незыблемых и нерушимых прав". Присутствующие взирали на это зрелище - кто равнодушно, кто с явным удовольствием, словно уличные мальчишки, с наслаждением любующиеся истязанием несчастной кошки.

Внезапно, в самый разгар этого представления, к таверне подкатил богатый дорожный экипаж. В нем сидели две дамы. Едва успели они увидеть, что здесь происходит, как, охваченные жалостью, столь глубоко укоренившейся в душе женщины, что даже и чудовищная привычка к тирании не всегда способна вытравить ее, они обратились к мучителю с просьбой прекратить истязание его жертвы и рассказать им, в чем состоит ее вина.

Негодяй нехотя опустил плеть и довольно грубо ответил, что эта женщина - наглая тварь, недостойная внимания таких благородных дам, и что она заслужила наказание: оно пойдет ей только на пользу.

Ответ, однако, не удовлетворил приезжих, и они вышли из экипажа. Несчастная Касси рыдала, будучи не в силах произнести ни слова. Волосы рассыпались у нее по плечам и свисали на лоб, а по щекам ручьями стекали слезы. Несмотря на ее растерзанный вид, внешность ее поразила обеих дам. Они заговорили с Касси и поняли, что она получила приличное воспитание и хорошо знала обязанности камеристки. Касси сказала им также, что ее теперешний хозяин - работорговец.

Проезжие дамы, как выяснилось, возвращались из поездки на Север. В дороге от горячки погибла одна из сопровождавших их служанок. Дамы ехали к себе домой, в Каролину, и младшая из них стала просить свою мать купить Касси, которая могла заменить им умершую горничную.

Мать не могла решиться купить совершенно незнакомую им женщину, которую прежний ее хозяин нашел нужным продать неизвестно по каким причинам. Но когда слезы и мольбы Касси присоединились к просьбам дочери, миссис Монтгомери, как звали старшую из дам, не стала больше противиться и осведомилась у торговца, сколько он просит за эту женщину. Торговец назвал сумму. Цена была очень высокая, но миссис Монтгомери принадлежала к тому сорту людей, которые, раз решившись совершить доброе дело, уже не отступают от своего намерения. Она увела Касси в дом, приказала внести сундуки и предложила торговцу немедленно составить акт о продаже. Как только формальности были выполнены, она поднялась с Касси в свою комнату и предоставила в ее распоряжение одежду и обувь, более подходящие для ее нового положения, чем грубое платье и тяжелые башмаки, которыми она была обязана "бескорыстной" щедрости своего последнего хозяина. Касси была уже одета, деньги уплачены, и акт о продаже находился в руках миссис Монтгомери, когда неожиданно к дому подъехал брат миссис Монтгомери. Он стал высмеивать миссис Монтгомери за ее, по его словам, "нелепую страсть" вмешиваться в отношения хозяев с их слугами. Он довольно резко выбранил ее, укоряя за неосторожность, якобы проявленную ею при этой покупке, и за высокую цену, которую сорвал с нее торговец. Затем - уже более миролюбиво - он, покачав головой и улыбаясь, добавил, что когда-нибудь нелепая доверчивость и щедрость доведут ее до беды.

Миссис Монтгомери очень благодушно отнеслась к насмешкам своего брата. Приказали подать карету, и все вместе покинули поселок.

Дамы, которых Касси сопровождала на молитвенное собрание, и были миссис Монтгомери с дочерью. Жили они в каких-нибудь десяти милях от Карльтон-Холла. Вот уже шесть месяцев, если не больше, как мы с Касси, не ведая этого, находились так близко друг от друга.

О своей госпоже Касси говорила с большой любовью. Ее благодарность к миссис Монтгомери не имела границ. Казалось, ей доставляло особую радость служить своей благодетельнице, которая обращалась с ней с неизменной и ровной мягкостью и добротой, что так редко встречается даже у людей, способных иногда на яркие проявления великодушия.