Белый раб

Выступив вперед, я объяснил офицеру положение: я сообщил, что мы - рабы, которых везли из Вашингтона на продажу в Чарльстон, что шхуна и груз были покинуты экипажем. Я рассказал также, что нам, вопреки ожиданиям, удалось удержать корабль на поверхности, но что насосы вышли из строя и трюм снова начал заполняться водой.

Офицер с неизвестного судна отправился к себе на корабль и вскоре вернулся. Вместе с ним прибыли капитан и корабельный плотник. Посоветовавшись, они решили разместить на нашей шхуне часть своего экипажа и плыть по направлению к Норфольку - ближайшему порту, куда они держали путь. Плотник взялся заделать пробоины и починить насосы. Из находившегося на нашем судне дерева матросы кое-как вырубили временную мачту, отдали рифы на гротмарсе, и наш бриг медленно двинулся вперед, подгоняемый попутным ветром. Корабль, подавший нам помощь, носил название "Аретуза" и причислен был к порту Нью-Йорк. Управлял им капитан Джон Паркер. Чтобы иметь возможность в случае необходимости оказать нам помощь, он убавил паруса и замедлил ход. Еще до наступления темноты вдали показалась земля, и мы приняли на борт лоцмана.

Утром мы вошли в гавань Норфольк. Не успел корабль пристать к берегу, как нас поспешно выгрузили и заключили в городскую тюрьму.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Мы пробыли в тюрьме три недели. Никто за это время не счел нужным сообщить нам, почему нас здесь держат и что собираются делать с нами дальше.

Наконец мы узнали, что капитан Паркер и его экипаж требовали предоставления им права собственности на наш корабль и его груз в качестве "приза" за труды по спасению корабля. Суд постановил, чтобы "спорная собственность" была продана с аукциона, и выручка разделена между владельцами и спасителями.

Для нас все это было китайской грамотой. Я и представления не имел, что означает "приз", "возмещение" и тому подобное. Не думаю, чтобы и остальные понимали здесь больше моего. Никто, разумеется, не потрудился дать нам какие-либо объяснения. С нас достаточно было знать, что мы будем проданы. А как и кому - какое дело могло быть до этого рабам?

Так как меня уже дважды продавали с публичных торгов, это потеряло для меня всякую остроту. Мне надоело сидеть в тюрьме. Я знал, что буду продан, и раз этого нельзя избежать, то чем скорее это случится, тем лучше.

Аукцион вполне походил на все аукционы, где продаются рабы. На этот раз была лишь одна особенность, достойная быть упомянутой: еще не оправившиеся раненые (жизнь двоих из четырех находилась в опасности) были поставлены на продажу наравне с остальными.

- Товар попорченный, - заявил аукционист. - Придется спустить его по дешевке.

Всех четырех пустили в продажу одновременно, как одну "партию".

- Точь в точь, как партия поломанных сковородок! - весело заметил один из зрителей. - Но я лично не любитель торговать ломаными сковородами, ранеными невольниками и больными лошадьми.

Кто-то посоветовал случайно присутствовавшему на торгах врачу приобрести этот "поврежденный товар".

- Если они умрут, - добавил мудрый советчик, - то для других они будут непригодны, а вы и трупы сумеете использовать.

Немало других столь же тонких и блестящих острот сыпалось со всех сторон, и толпа покупателей встречала их одобрительным хохотом, не совсем, правда, гармонировавшим со стонами раненых и их искаженными от боли лицами. Раненых принесли к месту аукциона на носилках, и они являли собой довольно грустное зрелище страданий и горя.

Шумное веселье дошло уже до высших пределов, когда внезапно оно было прервано появлением высокого джентльмена, вид и манеры которого значительно отличались от вида и манер большинства присутствовавших.

Нахмурившись, он резко заметил, что, по его мнению, вовсе не смешно продавать людей, лежащих на смертном одре. Он сразу же назвал сумму, значительно превышавшую ту, которую называли до сих пор, и аукционист объявил, что "товар" остался за ним.

Я лелеял надежду, что тот же покупатель приобретет и меня. Но, отдав все нужные распоряжения относительно переноски раненых, он удалился.

Возможно, у меня и не было особых оснований сожалеть о том, что я не достался ему. Этот джентльмен, насколько и могу судить, сделал только то, что могли сделать и многие другие покупатели, поддавшись минутной вспышке гуманности. Эта вспышка была вызвана отвращением к грубому поведению присутствовавших, но вряд ли ей суждено было долго продержаться и заставить его относиться к своим рабам лучше, чем относились его соседи. Каждый человек может быть подвержен таким неожиданным вспышкам добросердечия и гуманности, но они отнюдь не способны служить гарантией против повседневного пренебрежения к чувствам и правам тех, кто лишен права сам защищаться и не находит защиты ни со стороны закона, ни со стороны общественного мнения.

Я был куплен агентом мистера Джемса Карльтона, владельца плантации Карльтон-Холл, расположенной в одном из северных графств Северной Каролины, и меня, вместе с несколькими другими вновь приобретенными рабами, отправили на плантацию нашего нового хозяина.