Мистер Стаббс молча стоял в стороне. Надо полагать, что у него были свои основания для такой сдержанности. Аукционист старался на совесть. По его словам, я был самым крепким, самым трудолюбивым, самым покорным парнем во всех Соединенных Штатах Америки. Но все эти восхваления заставили собравшихся заподозрить, что у моего хозяина должны были быть какие-то особые основания для того, чтобы продать меня. Один из покупателей намекнул, что я, вероятно, болен чахоткой. Второй высказал предположение, что я подвержен припадкам. Третий заявил, что я один из тех субъектов, которые ни на что не пригодны. Рубцы, покрывавшие мою спину, казалось, подтверждали такое предположение. В результате я очень дешево достался пожилому представительному джентльмену с приветливым лицом, к которому присутствующие обращались, называя его майором Торнтоном.
Не успел молоток аукциониста опуститься на стол, как мой новый хозяин, подойдя ко мне, мягко заговорил со мной и приказал немедленно снять с меня цепи.
Мистер Стаббс и аукционист принялись горячо отговаривать его от такого опрометчивого поступка. Они объявили майору Торнтону, что снимают с себя всякую ответственность за возможные последствия.
- Понятно, понятно, - прервал их мой новый хозяин. - Весь риск я принимаю на себя. Надеюсь все же, что до конца моих дней у меня не будет раба, который пожелал бы сбежать от меня.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Узнав, что я недавно перенес горячку и не вполне еще оправился, мой новый хозяин нанял для меня лошадь, и мы оба верхом поскакали к нему в усадьбу.
Плантация мистера Торнтона была расположена на довольно большом расстоянии от Ричмонда, в той части графства, которая относится к Средней Виргинии. По дороге майор Торнтон вступил со мной в разговор, и меня поразила разница между ним и другими свободными людьми, с которыми мне до сих пор приходилось встречаться.
По словам моего хозяина, мне повезло, что я попал именно в его руки: он обращается со своими рабами во много раз лучше, чем все плантаторы по соседству.
- Если мои рабы, - добавил он, - недовольны, если они не повинуются мне и проявляют желание бежать - я продаю их и, таким образом, от них избавляюсь. Такие слуги мне не нужны. Но так как моим рабам отлично известно, что перемена не принесет им выгоды, они остерегаются причинять мне неприятности. Будь послушен, мальчик, выполняй свою работу, и я ручаюсь тебе, что ты будешь лучше питаться, будешь лучше одет и обращаться с тобой станут несравненно лучше, чем у любого другого хозяина.
Таково было содержание речи, произнесенной майором Торнтоном мне в назидание. Не стану утруждать читателя подробностями, - свою точку зрения он излагал в течение пяти или шести часов, пока мы не добрались до усадьбы.
Мы приехали в Окленд, - так называлось поместье майора Торнтона, - уже довольно поздно. Господский дом был выстроен из кирпича, но крыльцо и ведущая к нему лестница были деревянные. Дом казался не очень большим, но удивительно чистым и красивым, гораздо более уютным и комфортабельным, чем обычно бывают дома виргинских плантаторов. Земля вокруг была тщательно возделана, и симметрично расположенные участки около дома были обсажены кустами и цветущими растениями, что в Виргинии представляло большую редкость, - мне никогда не случалось видеть ничего подобного.
Недалеко от хозяйского дома, на небольшой возвышенности, виднелись домики, где жили рабы. Это были небольшие кирпичные строения, очень чистые и приветливые. Вопреки обыкновению, они были не вытянуты по прямой линии, а разбросаны в живописном беспорядке. Участок вокруг домиков был выполот и тщательно расчищен. Все кругом дышало довольством и говорило о заботе, которая была для меня столь же неожиданной, сколь и новой. Во всех поместьях, где мне до сих пор приходилось бывать, жилища рабов представляли собой лишь жалкие, полуразрушенные лачуги с провалившейся крышей и земляным полом, тонувшие в гуще сорных трав, запущенные, грязные, отталкивающие и неуютные.
Новым поводом для изумления послужили для меня и детишки, резвившиеся вокруг этих домиков. Я привык до сих пор видеть детей рабов бегающими по плантации голыми или, в лучшем случае, одетыми в изодранные грязные рубахи, спускавшиеся до колен и не ведавшие стирки. Здесь, в Окленде, дети были одеты в теплое и вполне приличное платье; они совсем не казались запущенными, жалкими и голодными. Их веселые лица и шумные игры исключали самую мысль о том, что эти ребятишки подвергаются лишениям и страданиям. Не ускользнуло от моего внимания и то, что возвращавшиеся с поля рабы были очень хороню одеты. Здесь и в помине не было мятых, потертых и заплатанных курток, в которые бывают облачены рабы у других хозяев.