Белый раб

- Я предложил эти сто долларов, - гордо окинув взглядом присутствующих, уверенно продолжал Кольтер, - чтобы отделаться от этих северных пиявок и вернуть свободной женщине свободу. Посмотрим, найдется ли кто-нибудь в этом зале, кто решится оспаривать у меня покупку при подобных обстоятельствах. Полагаю, что на это не решится никто из почтенных господ южан и не осмелится, - он с ненавистью и угрозой взглянул на Кэртиса и его спутника, - даже какой-нибудь прибывший с Севера жулик.

Томас Литтльбоди, эсквайр и адвокат из Бостона, при этих словах счел благоразумным отступить на три-четыре шага, и всем стало ясно, что удар попал прямо в цель. Зато мистер Кэртис, благодаря свойственной ему невозмутимости, проявил большую выдержку.

- Надеюсь, вы не собирались вашим замечанием задеть мою честь? - произнес он тягучим голосом, широко раскрыв свои большие совиные глаза.

- Я именно так и сделаю, - резко возразил Кольтер, - если вы осмелитесь предложить хоть малейшую надбавку. Хватит и того, что вы попытались свободную женщину выдать за рабыню. Говорю вам: не советую вам пробовать!

- Сто долларов, джентльмены! Сто долларов! - вяло протянул аукционист. - Предложена цена - сто долларов!

Но других предложений не последовало.

Косоглазый торговец детьми, жадным взором следивший за всеми подробностями этой сцены с явной надеждой выловить для себя хоть маленькую рыбку в мутной воде, попытался было раскрыть рот и предложить надбавку. Но Кольтер так взглянул на него, что язык прилип у косоглазого к гортани, словно бы его прикололи острием кинжала. Возможно, что Кольтер и в самом деле показал ему, словно невзначай, острие кинжала, скрытого под полой его дорожной куртки, - не знаю, но слова, которые косоглазый собирался произнести, замерли у него на губах, уступив место какому-то нечленораздельному бормотанию.

- Ввиду того, что охотников торговаться явно нет, - заявил тогда мистер Грип Кэртис, становясь рядом с аукционистом, - я снимаю женщину с продажи!

Эти слова поразили меня как громом. Но Кольтер был так умен и, к счастью, имел такой богатый опыт, что его трудно было сбить с толку. Он, кажется, способен был управиться с целым легионом всяких янки, если бы они вступили с ним в борьбу. Вместо ответа он спокойно указал аукционисту на объявление о торгах, где в заключение было сказано: "Все перечисленные выше рабы будут проданы по наивысшей предложенной цене, без всяких изменений и оговорок", - и потребовал продолжения аукциона. Собравшиеся, а также и сам аукционист, поддержали его в этом требовании, и так как надбавок не последовало, молоток аукциониста наконец опустился.

- Продана за сто долларов, - произнес аукционист, - мистеру…?

- Вот деньги! - поспешно вставил Кольтер, вытащив из кармана и протягивая аукционисту одну из стодолларовых бумажек, выигранных им несколько дней назад у бостонского агента по закупке хлопка. - Выдайте расписку в получении этой суммы и составьте акт, согласно которому все якобы существующие права собственности бостонца на эту женщину передаются мистеру Арчи Муру из Лондона.

Расписка и акт были составлены и подписаны. Бостонец, потеряв надежду сорвать несколько сот долларов, состроил, несмотря из свою торжественную осанку, довольно кислую мину.

Кольтер попросил Касси следовать за нами, и она поторопилась исполнить его просьбу.

Мы втроем как раз выходили из аукционного зала, когда жизнерадостный аукционист, возвращаясь к выполнению своих обязанностей и выставив на продажу шестнадцатилетнюю негритянскую девушку, на все лады пел ей хвалу: прекрасная, мол, камеристка, выросла в отличной семье штата Мериленд, гарантированная девственница, права на которую никто не оспаривает… За этот товар он надеялся сорвать хорошую цену.

Я не стану описывать сцену, разыгравшуюся между нами, когда Касси узнала меня - своего мужа, с которым так долго была в разлуке. Ее радость не уступала моей. Но счастье, по ее словам, не явилось для нее неожиданностью: она всегда жила твердой надеждой (и надежда эта временами принимала форму какого-то фанатического убеждения и веры), что нам непременно суждено встретиться.

Она с непоколебимой твердостью все эти долгие годы сохранила незапятнанной верность возлюбленной и супруги, и сейчас она обняла меня не как безнадежно потерянного и лишь случайно обретенного вновь супруга, а как долгожданного, вернувшегося из дальнего путешествия мужа.

Священные узы любви и супружества, союз сердец, - церковь и законы могут лишь закрепить вас, но создать вас они не в силах. Разлука, время, благоденствие, нужда, угнетение - ничто, кроме смерти, - да и сама смерть не в силах разорвать вас, драгоценные узы!

ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ШЕСТАЯ