Белый раб

Касси вывели из группы женщин, среди которых она до сих пор стояла, и принудили подойти к подмосткам. Но, вместо того чтобы подняться наверх, как этого требовали от нее, она осталась стоять внизу и нежным, но твердым голосом, от которого я и сейчас, после двадцати лет разлуки, весь затрепетал, она воскликнула:

- Нет, я свободная женщина! По какому праву вы собираетесь продать меня?

Этот возглас вызвал некоторое смущение среди торгующихся. Я заметил, что на многих лицах появилось выражение сочувствия, и на аукциониста со всех сторон посыпались требования объяснений.

- Самая обычная история, джентльмены! Самая обычная история! - затараторил аукционист. - Женщина считает себя свободной. Она в последние годы и жила совсем как свободная. Но это только благодаря доброте и снисходительности ее хозяина. Он умер. Она перешла в собственность наследников, и они желают продать ее. Вот и вес дело! Ну, ну, Касси, подымайся на подмостки. История, разумеется, для тебя невеселая. Но ничего не поделаешь! Итак, джентльмены, мы начинаем!

- Одну минутку, - произнес вдруг Кольтер, делая шаг к аукционисту. - Не к чему так торопиться, сэр! Я явился сюда как друг этой женщины и заявляю вам, что она свободна! Учтите это, джентльмены! Покупая ее, вы навяжете себе на шею судебный процесс.

Решительный тон, которым это заявление было сделано, сразу охладил пыл покупателей. Никто не высказывал намерения торговаться. Аукционист, желая снять с себя обвинение в том, что собирался продать свободную женщину, счел нужным пуститься в дальнейшие объяснения.

- Эта женщина, - начал он, - в последнее время принадлежала мистеру Джемсу Кэртису, человеку, весьма почтенному и хорошо известному большинству присутствующих. Мистер Джемс Кэртис недавно скончался. Уже довольно много лет, как мистер Кэртис поставил эту Касси в положение свободной женщины, и этот джентльмен (он кивнул в сторону Кольтера) имел все основания считать ее таковой. Но на самом деле ей не было выдано законного акта об освобождении. Так как мистер Джемс Кэртис умер скоропостижно, не оставив завещания, его брат мистер Агриппа Кэртис, совладелец широко известной фирмы "Кэртис, Сэвин, Бирн и К°" в Бостоне, унаследовал все его состояние и, считая свое право собственности на эту женщину не подлежащим сомнению, прислал ее аукционисту, с тем чтобы он поставил ее на продажу. Кстати, вот и сам владелец! - торопливо добавил аукционист. - А с ним и его поверенный в делах из Бостона… Нет сомнения, что они дадут вам все необходимые объяснения относительно законности своих действий.

Двое мужчин в это время действительно показались в дверях аукционного зала. Один из них был очень мал ростом. Голова его размером не превосходила голову крупного ангорского кота, а подергивающиеся кривые губы удивительно напоминали мордочку этого зверька, когда, потихоньку вылакав сливки и ожидая порки, он поспешно облизывается, напоследок наслаждаясь вкусом украденного лакомства. Маленькие, острые, словно высверленные глазки его беспокойно перебегали с предмета на предмет.

Этот карлик, как мне кто-то шепнул, был Томас Литтльбоди, эсквайр, из Бостона, адвокат и поверенный в делах мистера Агриппы Кэртиса, или Грипа Кэртиса, как его фамильярно называли знакомые. Главное заинтересованное лицо в этом деле был человек лет сорока, с лысой головой. Тупое лицо его выражало полнейшую невозмутимость, и на ном нельзя было уловить отражения каких-либо чувств или мыслей. С первого же взгляда на этого человека можно было быть уверенным в одном: чрезмерной чувствительностью мистер Грип Кэртис уж во всяком случае не страдал.

- Нечего сказать, красивая история! - произнес Кольтер, подойдя вплотную к этим почтенным джентльменам и бросив на мистера Грипа Кэртиса и его советника такой взгляд, от которого им сразу должно было сделаться не по себе. - Всем здесь ясно, в чем дело, - громко продолжал Кольтер. - Я рад тому, что ни один луизианец не замешан в такое грязное дело. Эта женщина - такая же свободная гражданка, как свободны вы или я. Вся эта штука о признании ее освобождения недействительным - просто наглый обман. Это самое обыкновенное мошенничество, на которое такие мастера эти хитрые янки, и придумано оно для того, чтобы в толстую мошну какого-то плута добавить сотню-другую долларов… Впрочем, во избежание шума, я готов заплатить сто долларов, чтобы избавиться от явно выдуманного права наследников на эту женщину. Господин аукционист, начинайте! Предлагаю сто долларов!

- Сто долларов! - механически повторил растерявшийся аукционист. - Сто долларов, джентльмены! Предложено сто долларов!