Белый раб

Мой рассказ о том, как гостеприимно меня принимали в Карльтон-Холле и Поплар-Гроув лет двадцать назад, когда я впервые побывал в этих краях, произвел должное впечатление.

Мое желание получить более подробные сведения о бывших и настоящих владельцах этих плантаций и посмотреть на самые плантации показалось вполне обоснованным и заслуживающим доверия.

О бывших владельцах мне, к сожалению, удалось узнать не много. Мне сообщили, что мистер Карльтон, как и большинство разорившихся плантаторов, переселился на юго-запад, в надежде восстановить там свое состояние.

Семья Монтгомери, как говорили, уехала в Чарльстон. О дальнейшем судьбе интересовавших меня людей ничего не было известно.

Обе плантации принадлежали теперь некоему мистеру Мэзону, большому оригиналу, который, вероятно, будет рад видеть меня у себя.

Эту ночь я провел в таверне. Тщетно старался я уснуть. Укусы москитов, лай собак и особенно скрип ручных мельниц, на которых рабы, принадлежавшие хозяину таверны, всю ночь напролет мололи муку для своего завтрашнего рациона, - все это не давало мне ни минуты покоя. Стоило задремать, как этот, увы, такой знакомый скрип вплетался в мои сновидения, и мне сразу же начинало казаться, что это я сам верчу ручку мельницы.

Я поднялся утром, утомленный и разбитый, и верхом отправился в Карльтон-Холл. Я представился хозяину, сказав, что я старый знакомый бывшего владельца. Меня приняли чрезвычайно любезно и гостеприимно, как это чаще всего бывает на Юге, где у плантаторов так много свободного времени, что они рады каждому приезжему.

Мистер Мэзон был человек прекрасно воспитанный, с отличными манерами и очень неглупый. Я провел у него целую неделю, и он успел рассказать мне, что отец его, человек большой энергии и работоспособности, в течение нескольких лет занимал на разных плантациях скромное место управляющего, а затем, когда разоренные владельцы Карльтон-Холла и Поплар-Гроув уехали, приобрел обе эти плантации.

Будучи сам человеком малограмотным, отец мистера Мэзона горячо желал дать образование своему сыну. Он отправил его учиться в колледж, в один из больших городов на Севере, а затем предоставил ему возможность проехаться по Европе.

В противоположность большинству молодых южан, которых отправляли учиться на Север, молодой Мэзон постарался полностью использовать предоставленные ему возможности. Лет пять назад он вернулся домой. Очень скоро скончался его отец, и юноше пришлось, согласно завещанию покойного, принять на себя управление плантациями и опеку над своими малолетними сестрами - двумя очаровательными девочками, которым принадлежала равная с ним доля наследства, состоявшего из земли и рабов.

Плантация Карльтон-Холл отнюдь не находилась в таком запущенном и истощенном состоянии, какое бросалось в глаза при взгляде на соседние плантации. Она выглядела значительно лучше, чем в те времена, когда я еще жил и работал там.

Строения содержались в полном порядке, а домики рабов были так удачно сгруппированы и имели со своими садиками такой приветливый вид, что не только не производили мрачного впечатления, обычного для негритянских поселков, но даже служили украшением плантации.

При скрытности, свойственной рабам, очень трудно бывает разобраться в их подлинных чувствах. Но здесь нельзя было усомниться в искренности и теплоте, с которой все - мужчины и женщины, юноши и старики - встречали мистера Мэзона. Стоило посмотреть, с каким радостным визгом сбегались к нему все ребятишки на плантации! Мы навестили их в так называемой школе, где они собирались и хоть и не учились ничему, но проводили время под надзором почтенной сгорбленной старушки с седой головой, которую они называли "бабушкой". Сердце радовалось при взгляде на них. Здесь были трех-четырехмесячные крошки на руках у маленьких "нянек", с трудом державших их на руках, и дети постарше - до двенадцати-четырнадцати лет. Все они были чисто и опрятно одеты, - этого почти не бывало на других плантациях. В распоряжении старших детей находился обширный участок подле школы, где они играли и шалили сколько было их душе угодно.

Единственное, чему "бабушка" обучала их, было "умение прилично держаться", и - по крайней мере в присутствии посетителей - наставления ее, подчас самые неожиданные и забавные, не иссякали ни на мгновение.

Звание "бабушки", как пояснил мне мистер Мэзон, в данном случае не было просто признаком уважения. Она ив самом деле была бабушкой, прабабушкой и даже прапрабабушкой большинства ребят, резвившихся вокруг нее.