Белый конь

— Собака есть собака, — говорил батони Гедеон. — С зубами или без зубов… Лает, и на том спасибо, мои дорогие. Если бы не Топала, я бы о вашем приходе и не узнал. Что, старина, — обратился он к собаке, — кости грызть уже не можешь, так хинкали захотелось?

Топала ловко поймала брошенную батони Гедеоном хинкалину и в один миг ее проглотила.

— Пока хватит с тебя, потом похлебку состряпаю.

Батони Гедеон вдруг вспомнил о чем-то, стремительно поднялся, зашел в дом и вскоре вернулся, неся маленький серебряный кувшинчик и серебряные, не больше наперстка, стаканчики.

— Друзья мои, я угощу вас эликсиром жизни. Этот эликсир — настойка из местных трав. Амброзия — на здешней водке. Напиток богов… Я этим жив, каждое утро пью по рюмочке натощак… О, это неистощимый источник бодрости и энергии.

Он налил в крохотные рюмочки густую, темно-желтую жидкость и подмигнул нам. Потом, благословив нас, выпил. Мы тоже благословили его и опорожнили свои рюмки… Боже, ну и ну! Отравы с таким запахом, столь горькой и крепкой, я отродясь в рот не брал. Чуть волосы не встали дыбом.

— Правда ведь, нектар? — спросил батони Гедеон.

Я посмотрел на Луку и понял, что ему не лучше, чем мне, но он соглашался: «Да, батоно, это настоящий нектар». Больше мы с Лукой к рюмкам не притрагивались.

Я не сказал нашему хозяину, что знаю здешние места. Не упомянул ни о Иотаме, ни о Сабе, ни о Томе Бикашвили. Разумеется, расскажи я о них, общаться нам стало бы легче. Знал я кое-что и о самом Гедеоне Оманашвили, но говорить воздержался. Спросил лишь об одном:

— Батоно Гедеон, утром я видел на склоне горы белого коня, он пронесся, как молния, и исчез… Мой друг его разглядеть не успел. Теперь я думаю: уж не привиделось ли мне?

Батони Гедеон не сразу ответил на мой вопрос, он задумался и опять заговорил про свою амброзию: «Этот эликсир готовится только в серебряной посуде, и пить его, разумеется, нужно из серебряного сосуда, а то желаемого эффекта не будет». Он явно говорил одно, а думал о другом. Видимо, ему нужно было время для обдумывания. Вместо прямого ответа на мой вопрос он начал издалека. То, что он рассказал, я уже слышал от Анано, а Лука — от меня. Но, несмотря на это, мы с интересом слушали историю Иотамовых коней. Рассказал он и о том, как после случившегося надел железные башмаки, как взял в руки железный посох и отправился искать управы на Барнабишвили.

— И я нашел на него управу! Правда, и сам пострадал. Но главное было одолеть этого вандала и негодяя… — батони Гедеон вновь предложил нам «эликсир жизни». И на сей раз мы не смогли отказать ему и подставили свои серебряные наперстки. Хозяин произнес: «Дело в том, господа, что в погоне за знаниями и информацией все мы растеряли мудрость».

Батони Гедеон снова погрузился в себя.

— Думаю-думаю, а понять все никак не могу: если Барнабишвили заслуживал наказания, то за что наказали меня? А если был виновен я, то не должны были наказывать Барнабишвили. Именно в этом парадокс, друзья: наказали нас обоих — и меня, и его. Меня, возможно, даже больше… Что я мог сделать, не удалось мне объяснить этому мизантропу-следователю, за что и с кем я боролся, убедить, что хотел я обуздать подлеца, который всю деревню разорил. «Уважаемый Варлам, — говорил я следователю, — Барнабишвили поступает с нами так-то и так-то…» А он, проныра и трус, отвечал: «Барнабишвили — мой друг, не мог он этого сделать». Так и стоял на своем Варданашвили, этот карлик с сердцем труса. А впоследствии он и друга не пожалел. Видно, из-за собственных грехов был он трусливым и безжалостным, от страха не знал жалости ни к своим, ни к чужим… Так окончилось правление Барнабишвили.

Я вскочил и в волнении зашагал вокруг стола. Лука подал мне знак — сядь, неудобно. Но я ничего не видел. Мне вспомнилась холодная темная ночь, напуганный Варлам с оружием в руках — трусливый карлик Варданашвили, как величал его батони Гедеон. У меня перед глазами встали четыре улыбающиеся толстушки — любительницы и знатоки фарфора — и сама Ламара с большими затуманенными глазами…

— Вы взволнованы, юноша?! — Батони Гедеон тоже поднялся и обнял меня за плечи. — Это хорошо, ведь до сих пор ни у кого на свете даже жилка от моей истории не дрогнула. Нет, положительно мы стали холодными и бессердечными, чужую боль ни во что не ставим! Спасибо, друг мой, за сочувствие и отзывчивость, я этого не забуду… А теперь я расскажу, что было дальше. Барнабишвили бог наказал — говорят, он сошел с ума и рыщет по свету… Да, потеряли мы мудрость, батоно, потеряли!

— Барнабишвили жив? — удивился Лука.

— Я слышал, что жив: обезумевший, бегает под вязами и копает ямы. Сам-то я с ним не сталкивался, хотя раза два нарочно ходил под вязы. Видите, уже и легенду придумали об этом варваре.

Волнение мое сразу улеглось, я успокоился. Словно замкнулся круг, и я почувствовал внутреннее облегчение. Лука взглянул на меня, давая понять: если мы еще задержимся, придется остаться здесь до утра.