Белый гонец

            Славко мигом вскочил на ноги и, выскочив из своей землянки, бросился в дом Милуши. Без нее и малыша здесь было так непривычно и пусто, что он чуть не заплакал. Конечно, опытный дед Завид, спрятав людей в сугробах под снегом, сделает все, чтобы им было там даже теплее, чем в землянках, но…

Но времени долго думать об этом у Славки не было.

Он ощупью разыскал в шкафчике под столешницей кринку с клюквой, которую Милуша строго берегла на случай простуды сына, и, отсыпав себе целую пригоршню, а затем, подумав, и другую – последнюю, мысленно попросил у нее прощения за такое воровство…

            Надо было спешить.

            Половцы могли появиться в любой момент.

            И Славко, по привычке плотно закрыв за собой дверь, бегом вернулся в свою землянку. Здесь он быстро растер у себя по груди раздавленные ягоды и, еще более убедительно изображая из себя убитого человека, разлегся на полу.

Однако время шло, а половцев все не было.

Славко стал мерзнуть.

Тогда, решив, что всегда успеет распахнуть полушубок, он только покрепче запахнул его. Потом, подумав еще, потянул с лежанки и подстелил под себя овчинную шкуру.

Наконец, лег, задумался, сам не зная о чем. И даже не заметил, как провалился в глубокий, омутный сон…

4

- Фу, ты, Славко! Слава Богу, живой! – послышался сверху знакомый бас.

            Очнулся Славко от звука конского топота.

            И – будто не спал.

            Одинокий всадник ехал по веси.

            Вот он приостановился. Послышался скрип шагов. Тишина.

            И - снова топот коня, на этот раз явно к его землянке.

            Мысль работала быстро и ясно.

            Полулесная, полузвериная жизнь с малолетства приучила его самого, как лесного зверя, в любой момент быть готовым принять решение, отразить внезапный наскок, отстоять свою жизнь.

            Вот и теперь он весь напрягся, готовый к броску. Зверек, чистый зверек! Только сердце оставалось человеческим. Не столько страшно, как обидно было умирать Славке. Тринадцать лет, да вот четырнадцатую зиму прожил, а что хорошего видел в жизни? И главное – чего хорошего сделал в ней?..

            Дверь открылась, и в землянке стало немного светлей. Неужели он проспал почти до рассвета?

            Потоптавшись на пороге, вошедший человек стал осторожно спускаться по ступенькам вниз.

            «Почему он один? – лихорадочно соображал Славко. - Половецкий разведчик?»

Хорошо если бы это был тот, с глупым лицом.

Но нет, шаги тяжелые. Скорее всего, это стрелок. Или кто-то из других, крепких воинов хана.

            Темная, грузная тень вошла в землянку, приблизилась и вскрикнула, склонившись над ним:

            - Славко?..

            Славко настолько ушел всем своим существом в то, что должен сейчас сделать, что даже не успел толком удивиться тому, с каких это пор половцы носят русские бороды и знают его по имени.

            Он выхватил из-под мышки нож, сделал короткий замах и непременно ударил бы. Но чья-то мощная, точно кузнечные клещи, рука перехватила его руку и без особого труда заставила пальцы выронить нож.

            - Фу, ты, Славко! Слава Богу, живой! – послышался сверху знакомый бас.

            Славко вгляделся в склонившегося над ним человека и, узнавая в нем давнего друга Милушиного мужа, недоверчиво прошептал:

            - Онфим? Ты?..

            - Я, кто же еще? Ну и напугал ты меня!

            - Этим? – слабо удивился, кивая на нож, Славко.

- Да нет, тем, что живой! Ну, представь себе сам: лежит покойник с ножом в груди, весь в крови и вдруг бросается на тебя…

            - Да это не кровь – клюква! – сконфуженно пробормотал Славко.

            Чтобы окончательно убедиться, что он не лжет, мужчина провел по красному пятну на груди Славки пальцем, лизнул его и, кисло сморщившись, сплюнул:

            - И кого же ты так ждешь?

            - Половца, кого же еще? - садясь, огрызнулся Славко.

            - То-то я смотрю, всё в Осиновке словно вымерло! – понимающе кивнул Онфим. – Остальные-то хоть успели уйти?

            - Да, но…

            - А я, понимаешь, - не дослушивая, Онфим стал развязывать свою котомку и выкладывать на стол небольшую кринку, свертки и две монеты: - Гостинцы Милуше привез. Муж ее наказал завезти по дороге. Захожу, а их нет. Так вернутся, передай им: вот мед, пряник для сына, пара сребреников, чтоб зерно для муки купить. Ну и, конечно, колечко…

            - Постой, Онфим, погоди! - попытался остановить туговатого на ухо кузнеца Славко.

Но тот не унимался:

            - Что погоди? Что постой? Тут и для тебя подарок имеется!

            - Для меня?!

            От удивления Славко даже забыл про то главное, о чем хотел сказать Онфиму. Не так часто баловала его жизнь подарками.

            - На, держи!

            Онфим бережно развернул большой узелок платка и протянул Славке… кованный бронзовый крестик.

            Ожидавший увидеть засапожный нож, который давно обещал выковать ему муж Милуши, Славко раздосадованно засопел. Но, не желая огорчать добродушного Онфима, с деланной улыбкой принял крест.

            А тот принялся расхваливать его:

            - Настоящий мощевик, любую святыню внутрь вложить можно! Не хуже греческого будет. Сам Милушин муж сделал!

            Славко осторожно положил крест рядом с гостинцами и уже открыл рот, чтоб сообщить, наконец, Онфиму о Белдузе, но тот заторопился так, что ничего не хотел и слышать:

            - Все-все! Мне пора назад, в Переяславль возвращаться! А то, если опоздаю, такое Мономах сотворит…