Белый Дух

– Спасибо, – буркнул Карл недовольным голосом, но в душе его шевельнулось некое подобие удовлетворения. Уж если эти избалованные, разжиревшие, привыкшие к самым пышным балам и маскарадам люди восхитились увиденным, значит, ему, штандартенфюреру Рейтеру, есть чем гордиться. «Даже эти безмозглые тупицы потрясены…» Он опять взял рупор и обратился к гостям: – Хочу обратить ваше внимание: всё здесь настоящее, тут нет бутафорских костюмов, слепленных из ваты, нет масок из папье-маше. Это настоящие маски, привезённые из тех самых мест, это подлинные головные уборы юкатанских туземцев, подлинные нагрудные украшения из золота, серебра и обсидиана, древние обручи, бусы, серьги. Институт собрал уникальнейшую коллекцию, равной которой нет в мире! Вам посчастливилось сегодня увидеть то, что скрыто от глаз остального человечества и что послужит через несколько минут красочным реконструкциям древних обрядов. – В его голосе звучало нескрываемое торжество, затем он набрал побольше воздуха и рявкнул: – А теперь прошу всех замолчать!

Он осмотрел павильон, по периметру которого выстроились автоматчики, и кивнул.

– Герда, – позвал он, – начнём с ягуара.

В каменных курильнях зажёгся огонь, кверху потянулся коричневый дым. Режиссёр снова и снова объяснял переодетым заключённым их задачи: кому где стоять, кому как вести себя. Боливийцы и мексиканцы индейской внешности были предназначены для съёмок крупным планом.

За стеной раздался громкий визг и рычание, хлопнул выстрел, и в павильон вошли два эсэсовца, таща за собой застреленного ягуара. Они забросили его на жертвенный камень, и обученный «жрец» из числа эсэсовцев занял своё место.

– Приготовились! Мотор! Начали!

Застрекотали кинокамеры. В считанные минуты труп хищной кошки был вскрыт, а её горячее сердце вытащено наружу и брошено на отшлифованный камень.

– Теперь пусть это повторит боливиец, – распорядился Рейтер. – Переведите ему, что ему надо лишь достать сердце ягуара, резать уже ничего не нужно…

Когда сцена была отснята, Карл, не давая никому опомниться, взмахнул рукой:

– Дальше, дальше! Снимаем без остановки! Если кто заупрямится, сразу открывайте огонь!

Из-за декорации выскочили два полуголых эсэсовца, с ног до головы вымазанные белой краской, в длинных, красиво расшитых набедренных повязках, в коротких наплечных накидках, в масках драконов, закрывавших лица. Они привычно схватили одного из мексиканцев, раздетого догола, подтащили его к жертвеннику и опрокинули на спину. Никто не успел сообразить, что происходит, как появившийся возле алтаря «жрец» в огромном головном уборе из перьев райских птиц занёс обеими руками обсидиановый нож и вонзил его в выгнувшуюся грудь жертвы. Стоявшие вокруг статисты-заключённые вздрогнули, вскрикнули, колыхнулись, будто всем им в лицо разом ударила невидимая волна. Но «жрец» не обратил внимания на их животный испуг и ловко, хорошо натренированными движениями вырвал мексиканцу сердце.

Только теперь столпившиеся в декорациях люди попятились и истошно закричали.

– Молчать! – заорал Рейтер. – Всем молчать! Не двигаться!

Раздалось несколько автоматных очередей, пули просвистели над головами статистов. Все повалились на пол, прячась друг за друга.

– Встать, сволочи! Немедленно подняться на ноги! Запомните, что сегодня здесь погибнут ещё двое-трое, но остальные будут жить и получат хорошую кормёжку. Ясно, скоты вонючие? Но кто будет упрямиться и портить мне съёмку, того пристрелим на месте. Или вот так же на камне выпотрошим.

Рейтер краем глаза взглянул на зрителей. Некоторые женщины побледнели, но все смотрели, никто не отвернулся, все были лихорадочно возбуждены.

– Сцена со стрелами! Живо! Не мешкать! Делаем всё, как запланировано!

Застрекотали камеры, наряженные в пышные одежды помощники выволокли кого-то из толпы мексиканцев и потащили к столбу, вертикально закреплённому посреди каменной площадки. Рейтер протянул рупор стоявшему рядом эсэсовцу:

– Руководите этими псами пожёстче.

– Всем вести себя спокойно! – рявкнул голос из металлического конуса рупора. – Массовка не сходит с места, можете шевелиться, но не вздумайте рыдать и визжать!

Пять эсэсовцев, одетых в пышные туземные костюмы, с луками в руках протолкнулись сквозь статистов и выстроились в ряд в нескольких шагах от столба, к которому только что привязали мексиканца. Кто-то из «жреческого» состава величественно двигаясь, приблизился к несчастному и рукой, выпачканной в белой краске, намалевал грубый круг на левой груди. Мексиканец стал дёргаться, молить о пощаде, но никто на его выкрики не реагировал. Массовка застыла в ужасе, боясь шевельнуться и вызвать на себя гнев эсэсовцев.

– Лучники, начали!

Стрелы упёрлись в тетиву, луки, скрипнув, выгнулись.

– Пускайте!