Белый Дозор (под псевдонимом Алекс фон Готт)

– Второго не нашли? – глядя в одному ему ведомую точку на земле, спросил он и, не дожидаясь ответа, поднял голову к плачущему небу. – Ищите, найдите мне второго, это сейчас самое важное. Я чувствую присутствие живых, но не могу почуять умруна, это не в моей власти. Значит, тот, второй, мертв, и мертв недавно, душа его только на пути в Навье Царство, а с этого пути редко, но возвращаются. Это, если хорошо позвать, – подмигнул Вышата всем и никому. Тут за шиворот ему попало сразу несколько холодных капель, и Вышата с недовольным видом поежился. – Я не вправе вмешиваться в природные дела, но этот ливень снова разошелся не на шутку, и нам явно не в помощь, – проворчал он. – Пора с ним разобраться, иначе второго, да еще и умруна, мы в такой темноте никогда не сыщем. Вторь мне, Живосилушка! Совместно быстрей до кого надо допросимся.

Волхвы скрестили свои посохи и, слив голоса, заговорили, обращаясь к небу:

– Трисветлый Единый Даждьбоже, ниспошли нам милость твою и по воле своей запрети дождю лить с небес темных. Просим о том не ради хвальбы пустой, не ради гордыни, а ради дела, тебе угодного, благородного. Гой! – Волхвы стукнули своими посохами один о другой. Заискрило, словно при серьезном замыкании, над поляной сверкнула молния, гром – ответ Божий, раздался в небесах, упали с неба последние капли, и ливень прекратился. Облака разметал верхний ветер, показалась Луна, и сразу заметно похолодало.

– Морозеет, время уходит безвозвратно вместе с душой второго. Эй, не мешкайте там, ищите его, ищите! – вскричал Вышата, перевел дух и опустился на колени возле Виктора, положил ему на лоб свою старческую руку, всю в морщинах, с дряблой бледной кожей. Казалось, что Вышата вот-вот умрет, такое мучение и усталось были написаны на лице его, но рука волхва при этом была горяча, и тепло ее насыщало тело находящегося без сознания шофера. Лицо Виктора порозовело, он улыбнулся, как улыбается во сне ребенок.

– Вернись из садов Ирийских в Явь, человече, – прошептал Вышата. – Не гоже тебе раньше срока там оказаться. Праведностью своей помоги живущим спастись от черной воли. Сила моя, данная мне богами, сила Яри Светлой, Живы Мудрой и Яви, заклинает – тепло Солнца и ток Руды в жилах да вернутся в тело твое. Душа твоя да сойдет в тело, прошу о том у Предвечного Логоса силой слова моего.

Виктор «вернулся» очень быстро и ознаменовал свое возвращение из сумерек сознания оглушительным воплем, прокатившимся по лесу, взмывшим над деревьями и растворившимся в небесах. Вышата ласково потрепал его по щеке.

– Приветствую на грешной земле. Дважды рожденный ты. Хотя что же такое я несу? Прости. Я позабыл, что человек ты воинский, много в каких передрягах побывал, и рождений у тебя было вдосталь. Тем лучше. Умом, значит, не тронешься, как бывает с некоторыми. Насмотрятся «там» кой-чего, что им на вершок-то и покажут, а может, и менее вершка, а потом цоп! – хвать за перо и давай книжки писать бредовые... Писатели, за ногу их папашу, – ругнулся в сердцах волхв. – Но ты, – Вышата улыбнулся, – книжки, я вижу, писать не умеешь. Не по этой ты части.

– Вы тоже спаслись? – с вымученной улыбкой (шок отпустил, и все тело заболело разом) спросил Виктор, слух которого еще не вполне привык к земной тональности, поэтому смысл приветствия Вышаты до шофера попросту не дошел. Зато он сразу узнал пассажира с переднего места и тут же вспомнил про Алексея, сделал попытку подняться, но тело не слушалось, и из попытки встать ничего, кроме ослепительной вспышки боли, не вышло:

– Где Алексей? Мой шеф! Парень, с которым я летел?! Где он?!

– Пока не знаю. Но вскоре узнаю. Ищут его.

– Ах вот что! Ну, слава богу! – Виктор растратил в этой вспышке беспокойства остаток сил и уронил голову на плащ Добродея. – Значит, ищут. Значит, сел самолет все-таки. Хоть как-то, но сел. – Он, с трудом ворочая шеей, повернул голову, но угол обзора у него был совсем крошечным, и причиной тому оказался толстенный ствол сосны. Из-за него Виктор ничего толком не рассмотрел. Тогда он спросил у Вышаты, много ли погибших.

– Как тебе сказать? – Вышата сел рядом, на плащ (вот чудеса – земля холодная, уже пристылая от первых морозов, как всегда, ранних в этих широтах, а плащ и сухой, и лежать на нем – весь согреваешься, словно нежишься в теплой ванне у себя дома). – Как тебе сказать, чтобы ты не сильно расстроился? Вот ты мне прежде ответь, какая тебе разница, много ли погибло народу, коли сам ты жив и понимаешь, что спасут тебя, отогреют, исцелят? Разве не это для тебя самое главное, друг мой Виктор?

– Да я-то тут при чем? Я кто? Простой шофер. Сгину я, так невелика и потеря. Дети у меня пристроены, сами на жизнь зарабатывают. Жена моя, конечно... Она сильно переживать станет. Знает ведь, что никого, кроме нее, я никогда не любил, да и она тоже... Всю жизнь вместе, за руки держась, идем, будто иголочка с ниточкой, – улыбнулся Виктор. – Вот что для меня самое главное, простите, не знаю, как вас величать.