Белый Доминик

Затем внезапно его дыхание остановилось; я подхватил его на руки, осторожно уложил на постель и стоял у его тела до тех пор, пока не взошло солнце. Его правая рука лежала в моей - пальцы были сплетены в тайном рукопожатии, которому он меня научил.

На столе я нашел записку. В ней было сказано:

"Похорони мой труп в мантии и с мечом рядом с моей люби- мой женой. Пусть капеллан отслужит мессу. Не ради меня, потому что я жив, а ради его собственного успокоения: он был мне преданным, заботливым другом. "

Я взял меч и долго рассматривал его. Он был сделан из красной железной руды, называемой "кровавым камнем", какую используют чаще всего при изготовлении перстней с печатью. Это была, по-видимому, древнейшая азиатская работа.

Рукоять, красноватая и тусклая, напоминала верхнюю часть туловища человека и была выполнена с большим искусством. Опу- щенная вниз полусогнутая рука образовывала эфес, голова слу- жила набалдашником. Лицо было явно монгольского типа: лицо очень старого человека с длинной жидкой бородой, которое мож- но увидеть на картинах, изображающих китайских святых. На го- лове у него был странной формы колпак. Туловище, обозначенное только гравировкой, переходило в блестящий отшлифованный кли- нок. Все было отлито или выковано из цельного куска.

Неописуемо странное чувство охватило меня, когда я взял его в руки ощущение, как будто из него заструился поток жизни.

Полный робости и благоговения, я снова положил его рядом с умершим.

"Быть может, это тот самый меч, о котором в легенде расс- казывается, что он был когда-то человеком", - сказал я себе.

XIII

БУДЬ БЛАГОСЛОВЕННА, ЦАРИЦА МИЛОСЕРДИЯ

И снова прошли месяцы.

Злые слухи обо мне давно умолкли; люди в городе принимали меня за незнакомца, они едва замечали меня - слишком долго я вместе с отцом находился дома, наверху под крышей, никуда не выходя, не вступая с ними ни в какие контакты.

Когда я представляю себе то время, мне кажется практичес- ки невозможным, что мое созревание из юноши во взрослого муж- чину происходило в четырех стенах, вдали от внешнего мира. Я совершенно не помню отдельных деталей, того, например, что я должен был где-то в городе покупать себе новое платье, туфли, белье и тому подобное...

Мое внутреннее омертвение тогда было настолько глубоким, что события повседневной жизни не оставляли ни малейшего сле- да в моем сознании.

Когда наутро после смерти отца я в первый раз снова вышел на улицу, чтобы сделать необходимые приготовления для похо- рон, я поразился тому, как все изменилось: железная решетка закрывала проход в наш сад; сквозь ее прутья я увидел большой куст акации там, где однажды посадил росток; скамейка исчезла и на ее месте на мраморном цоколе стояла позолоченная покры- тая венками статуя Божьей Матери, покрытая венками.

Я не мог найти объяснения этой перемене, но то, что на месте, где была погребена моя Офелия, стоит статуя Девы Марии тронуло меня, как какое-то сокровенное чудо.

Когда я позже встретил капеллана, я едва узнал его - так он постарел. Мой отец иногда навещал его и каждый раз переда- вал мне от него приветы, но уже в течение года я его не ви- дел.

Он также очень поразился, когда увидел меня, удивленно уставился на меня и никак не мог поверить, что это я.

- Господин барон просил меня не приходить к нему в дом, - объяснил он мне, - он сказал, что Вам необходимо некоторое время побыть одному. Я свято исполнял его не совсем понятное мне желание...

Я казался себе человеком, вернувшимся в свой родной город после долгого отсутствия: я встречал взрослых людей, которых знал детьми, я видел серьезные лица там, где раньше блуждала юношеская улыбка; цветущие девушки стали озабоченными супру- гами...

Я бы не сказал, что чувство внутреннего оцепенения поки- нуло меня тогда. Но к нему прибавилась какая-то тонкая пеле- на, которая позволила мне смотреть на окружающий мир более человеческим взглядом. Я объяснял себе это влиянием животной силы жизни, которая, как завещание, перешла мне от отца.

Когда капеллан инстинктивно ощутил это влияние, он про- никся ко мне большой симпатией и стал часто бывать у меня по вечерам.

"Всегда, когда я рядом с Вами, - говорил он, - мне кажет- ся, что предо мной сидит мой старый друг".

При случае он мне обстоятельно рассказывал, что произошло в городе за эти годы.

И я снова вызывал к жизни прошлое.

- Помните, Христофор, как Вы маленьким мальчиком говори- ли, что Вас исповедовал Белый Доминиканец? Я сначала не был уверен, что это правда, я думал, что это игра Вашего вообра- жения, потому что то, что Вы рассказывали , превосходило силу моей веры. Я долго колебался между сомнением и предположени- ем, что это могло быть дьявольским призраком или одержимостью, если для Вас это более приемлемо. Но когда произошло уже столько неслыханных чудес, у меня для всего этого есть только одно объяснение: наш город накануне великого чуда!

- А что же, собственно, произошло? - спросил я. - Ведь, как Вы знаете, половину своей человеческой жизни я, был отре- зан от мира.

Капеллан задумался.