Белые зубы

Клара с ней соглашалась, но по другой, более личной причине. История семьи. Забытый след — плохая кровь в венах Боуденов. Когда ее мать еще была в животе своей матери (чтобы рассказать эту историю придется сложить их одну в другую, как матрешек: Айри в Клару, Клару в Гортензию, Гортензию в Амброзию), она стала немым свидетелем того, что бывает, когда англичанин вдруг решает дать кому-то образование. Для капитана Чарли Дарэма, недавно назначенного на Ямайку, оказалось недостаточно однажды майским вечером 1906 года напиться и соблазнить совсем еще юную дочь хозяйки гостиницы, в которой он жил. Нет, он еще хотел чему-нибудь ее научить.

— Меня? Он хочет учить меня? — с невинным видом спросила Амброзия Боуден, положив руки на живот, в котором уже была Гортензия.

— Три раза в неделю, — ответила ее мать. — И не спрашивай почему. Образование тебе не повредит. Благодари его за щедрость. Нечего спрашивать, отчего и зачем, когда такой красивый английский джентльмен, как мистер Дарэм, проявляет щедрость.

Даже Амброзия Боуден, деревенская девчонка, длинноногая и капризная, за все свои четырнадцать лет ни разу не сидевшая за партой, знала, что это неправильно: когда англичанин хочет проявить щедрость, перво-наперво надо спрашивать, почему. У него всегда есть на то причина.

— Ты еще здесь, крошка? Он тебя ждет. Давай живо, а то сейчас плюну на пол и попробуй только не уйти, прежде чем плевок высохнет!

Так что Амброзия Боуден, с Гортензией в животе, со всех ног бросилась к комнате капитана, а потом три раза в неделю ходила туда получать образование. Буквы, цифры, Библия, английская история, тригонометрия. А когда матери Амброзии не было дома, они приступали к анатомии — длинному уроку, во время которого ученица, хихикая, лежала на спине, а учитель — на ней. Капитан Дарэм сказал, что не причинит вреда ребенку. Капитан Дарэм сказал, что их тайный ребенок станет самым умным негритенком на Ямайке.

Шли месяцы, и Амброзия многому научилась у красавца-капитана. Он рассказал ей об искушении Иова, о пророчествах Апокалипсиса, научил ее играть в крикет и заставил выучить наизусть отрывки из Библии. Научил складывать в столбик. Научил спрягать латинские глаголы. Научил целовать ухо мужчины так, чтобы тот рыдал от удовольствия, как дитя. Но главное — он убеждал ее, что она больше не девочка на побегушках, что образование возвысило ее, что в душе она настоящая леди, несмотря на то что делает все ту же работу, что и прежде. «Здесь, вот здесь», — говорил он, тыча ей пальцем чуть ниже грудины, в ту самую точку, куда она обычно упирала ручку швабры, когда останавливалась передохнуть. «Ты больше не девочка на побегушках, Амброзия, ты больше не девочка», — повторял он, смакуя каламбур.

Однажды, когда Амброзия была на четвертом месяце, она взбежала по лестнице в своем очень свободном клетчатом платье, которое должно было сделать ее живот незаметным, постучала в дверь одной рукой, а другую спрятала за спину — в ней она держала букетик ноготков. Она хотела порадовать своего любимого цветами, которые напомнят ему о родине. Она стучала и звала. Но его не было.

— Не спрашивай почему, — сказала мать Амброзии, с подозрением косясь на живот своей дочери. — Собрался вдруг и уехал. Но сказал, что хочет, чтобы твое образование продолжалось. Он хочет, чтобы ты немедленно пошла и представилась мистеру Гленарду — хорошему христианскому джентльмену. Образование тебе не повредит. Ты еще здесь, крошка? Давай живо, а то сейчас плюну…

Прежде чем мать договорила, Амброзия уже выскочила за дверь.

Как говорят, на Ямайку Дарэм приехал, чтобы разобраться в происходящем в Кингстонской типографии, где молодой человек по фамилии Гарвей организовал забастовку печатников, требовавших повысить заработную плату. А теперь он решил уехать на три месяца, чтобы вымуштровать тринидадских солдат Ее Величества, показать им, что и как. Англичане отлично умеют бросать свои старые обязанности и взваливать на себя новые. А еще им нравится считать себя людьми честными, поэтому Дарэм передоверил заботу об Амброзии Боуден своему другу сэру Эдмунду Флекеру Гленарду, который, так же как и Дарэм, полагал, что туземцев надо учить, обращать в христианство и наставлять на путь истинный. Гленард обрадовался, когда Амброзия появилась в его доме (кто бы не обрадовался?) — красивая, послушная девочка, всегда готовая на любую работу по дому. Но через две недели ее живот стал заметен. Пошли разговоры. Надо было что-то делать.

— Не спрашивай почему, — сказала ее мать, отбирая у плачущей дочери письмо Гленарда, в котором он выражал свое сожаление по поводу сложившейся ситуации. — Все же образование тебе не повредит! Видимо, он не терпит грех в своем доме. Вот ты и вернулась, ничего не поделаешь.

Но как оказалось, в качестве компенсации Гленард предлагал им одну вещь.

— Тут написано: он хочет, чтобы ты пошла к доброй христианской леди — мисс Брентон. Он говорит, ты можешь пожить у нее.