— Я хотела сказать, что в индийской поэзии все время пользуются грудью вместо подушки. Мягкой, как подушка, грудью. Я просто… просто… хотела узнать: белая спит на черной или, что кажется более вероятным, черная на белой? Реализуя метафору, можно подумать… то есть я хотела узнать… как именно…
Наступила долгая, глубокая и угрожающая тишина. Нина сердито тряхнула головой и с грохотом уронила вилку на тарелку. Максин барабанила пальцами по столу, выстукивая арию из оперы «Вильгельм Телль». Джош был готов разрыдаться.
Наконец, Маркус запрокинул голову, хлопнул в ладоши и громко, по-чалфенски заржал.
— Я весь вечер хотел об этом спросить.
Так впервые в жизни Нина вынуждена была признать, что ее тетенька абсолютно права.
— Хотела полный отчет, получай: ненормальные, психбольные, шизики безмозглые, придурки, идиоты. Все, все они сумасшедшие.
Алсана кивала с раскрытым ртом. Она попросила Нину в третий раз рассказать, как во время десерта Джойс, подавая бисквит со сливками, спросила, удобно ли мусульманкам готовить в этих длинных черных одеждах, неужели ткань не попадает в тесто? И не опасно ли зажигать газ, ведь паранджа может загореться?
— Дебилы, — заключила Нина.
Но, как всегда и бывает, теперь, когда ответ был получен, никто не знал, что делать дальше. Айри и Миллату было по шестнадцать, и они без устали напоминали родителям, что они вправе сами решать, как проводить время. Клара и Алсана ничего не могли поделать, разве что запереть двери на замки и заколотить окна. А тем временем положение ухудшилось. Айри все больше времени проводила у Чалфенов, проникаясь чалфенизмом. Клара заметила, как она морщится от рассуждений отца и хмурится, когда видит ее, устроившуюся в постели с бульварной газетенкой в руках. Миллат неделями не появлялся дома и возвращался с чужими деньгами и дикой манерой говорить; в его речи мягкие интонации Чалфенов смешивались с уличным жаргоном КЕВИНа. Без всякой причины Самад выходил из себя. Вернее, причина была. Миллат стал непонятно чем: не мусульманин и не христианин, не англичанин и не бенгалец. Он стал чем-то средним, воплощением своего второго имени — Зульфикар, «перекрещенные мечи».
— Сколько раз, — вопрошал Самад, пока его сын покупал автобиографию Малькольма Икса, — сколько раз нужно сказать
И снова Алсана разрывается между ними двумя, мучительно пытаясь их как-то помирить.
— Если бы здесь был Маджид, он бы вас помирил. Юридический ум, сразу бы все расставил по местам.
Но Маджида не было. Ни Маджида, ни денег, чтобы его вернуть.
А потом пришло лето и время экзаменов. Айри оказалась второй после Джоша-толсторожа, а Миллат сдал гораздо лучше, чем все, включая его самого, ожидали. И все это явно благодаря Чалфенам. Кларе стало немного стыдно. Алсана же сказала:
— Ум Икбалов. В конце концов он всегда побеждает. — И было решено отпраздновать сдачу экзаменов, собрав Икбалов и Джонсов на пикник на газоне у Самада.
Нина, Максин, Ардашир, Шива, Джошуа, тети, кузины, друзья Айри, просто друзья Миллата и друзья Миллата из КЕВИНа, директор школы — все веселились (кроме людей из КЕВИНа, образовавших круг в стороне от остальных), держа в руках бумажные стаканчики с дешевым испанским вином.
Все шло хорошо, пока Самад не заметил двойное кольцо: круг первый — сложенные на груди руки, круг второй — зеленые галстуки.
— А
— Ну вот, напился, — ядовито сказал а Алсана, глядя на три банки из-под «Гиннесса», которые уже опорожнил Самад, и на стекающий по его подбородку жир от хот-дога. — Кто это собирается первым бросить камень?
Самад посмотрел на нее, позвал Арчи и, пошатываясь, отправился полюбоваться на сарай, который они вместе починили. Клара воспользовалась возможностью оттащить Алсану в сторону и задать мучивший ее вопрос.
Алсана топнула ногой, наступив при этом на свой собственный кориандр.
— Нет! Не за что мне ее благодарить. Он хорошо сдал экзамены благодаря своим мозгам. Мозгам
— Я… я подумала, что надо бы пойти поблагодарить ее за время, которое она уделила нашим детям… Я подумала, может, мы зря о ней так…
— Иди, леди Джонс, иди, если хочешь, — презрительно заявила Алсана. — Но меня туда не затащишь… Только через мой труп!