Белые зубы

На кухне царило неестественное спокойствие. Клара помешивала бобы, тихонько напевая мелодию из «Солдат Буффало». Айри, склонившись над блокнотом, самозабвенно писала типичный дневник тринадцатилетнего подростка:

20:30. Пришел Миллат. Красавчик, конечно, но такой несносный! Джинсы, как всегда, в облипку. На меня и не смотрит (разве что КАК НА ДРУГА). Я влюблена в идиота (глупо!). Вот бы ему мозги, как у братца… мечты, мечты. Детская любовь и детская пухлость — увы и ах! Буря не утихает. Ну все, надо идти. Допишу как-нибудь потом.

— Приветик, — сказал Миллат.

— Приветик, — сказала Айри.

— Кошмар, да?

— Ага, с ума сойти.

— У отца нервный приступ. Дом в клочки разнесло.

— Еще бы. Мы здесь тоже на ушах стояли.

— Хотел бы я знать, что бы вы без меня делали, молодая леди, — заметил Арчи, вгоняя очередной гвоздь в какую-то фанеру. — Это самый защищенный дом во всем Уиллздене, так-то. Даже не скажешь, что за окном буря.

— Да, — протянул Миллат, успевший бросить прощальный взволнованный взгляд на апоплексические деревья в раме, пока Арчи окончательно не заколотил небо деревяшками. — В том-то и беда.

Самад схватил его за ухо.

— Не наглей, парень. Мы знаем, что делаем. Разве ты не в курсе, в каких нам с Арчибальдом довелось побывать передрягах? Для того, кто впятером теснился в танке в самой гуще сражения, каждую секунду рискуя жизнью среди пуль, едва не чиркающих о задницу, и в этих немыслимых условиях умудрялся брать в плен врага, — ураган, доложу я тебе, просто тьфу, мелочь. Он может пережить… да, да, безумно смешно, — промямлил Самад, заметив, что дети и жены как один симулировали нарколепсию. — Кто будет бобы? Подставляйте тарелки.

— Опять за свое, — сказала Алсана. — Веселенький у нас будет вечер, если старая боевая кляча примется за свои россказни.

— Давай-давай, Сэм, — подмигнул ему Арчи. — Расскажи нам историйку о Мангале Панде. Вот смеху будет!

— О не-е-ет, — взмолилась вся честная компания, тыкая ребром ладони в горло и хрипя.

— Жизнь Мангала Панде, — возмутился Самад, — не повод для смеха. Он соль жизни, отец современной Индии, большая шишка в истории. Где бы мы без него были?

Алсана фыркнула.

— Большая и толстая дырка от бублика. Каждый дурак знает, что большая шишка у нас Ганди. Или Неру. Может, еще Акбар, [58]но он горбатый и носатый, мне он никогда не нравился.

— Черт побери! Что за чушь ты несешь, женщина! Что тебе про это известно? Проблема: бал правит рыночная экономика, реклама и права на экранизацию. Вопрос: захотят ли белозубые красавцы-мужчины сыграть тебя, и так далее. У Ганди был мистер Кингсли — браво! — а кто возьмется за роль Панде? Панде куда как менее красив, верно? Слишком индийская внешность, большой нос, широкие брови. Потому-то я вечно донимаю вас рассказами о Мангале Панде. Вывод: если не я, то кто же?

— Слушайте все, — сказал Миллат, — я изложу вам краткую версию. Прадед…

— Для тебя прапрадед, глупыш, — поправила Алсана.

— Не важно. Решил отыметь англичан…

— Миллат!

— …хорошо, поднять восстание против всех этих Джеков-Джонов, обкурился до чертиков, пальнул в капитана, промазал, выстрелил в себя, промазал — тут и виселица наизготовку…

— Наготове, — машинально поправила Клара.

— Наготове или наизготовку? Пойду принесу словарь. — Арчи отложил молоток и слез с кухонной стойки.

— Да неважно. Конец. Скуш-но.

Тут мамонтово дерево — типичный представитель флоры Северного Лондона, которое, выпустив из ствола три скромных кусточка, в итоге отращивает роскошную крону, приют для целой диаспоры сорок, — это дерево вдруг вырвалось из собачьего дерьма и бетона, сделало нетвердый шаг и рухнуло в обморок; проломив водосток, раму, фанеру, разбив газовую лампу, ствол приземлился на то место, где только что стоял Арчи.

Арчи сориентировался первым: пока все, плача и дрожа, с тревогой ощупывали друг друга, он сбил полотенцем огонек, разгоравшийся на кухонных пробковых панелях. Хотя Арчи был заметно потрясен вторжением в его «сделайсамовскую» империю, он не дрогнул перед стихией и, связав ветви кухонными тряпицами, приказал Миллату и Айри потушить в доме все газовые лампы.

— Не хотим же мы сгореть заживо? Лучше поищу черный пластик и электрический шнур. Как-нибудь справимся.

Самад скептически хмыкнул:

— Ты уверен, Арчибальд? Ума не приложу, как с помощью электрического шнура можно исправить тот факт, что в кухне лежит полдерева.

— Люди, я в шоке, — заикаясь, пробормотала Клара после затяжного молчания; буря как раз ненадолго стихла. — Тишина — дурной знак. Моя бабушка — упокой ее Господь — всегда так говорила. Тишина означает, что Бог переводит дыхание и набирается сил для нового крика. Давайте отсюда уйдем.