Белые снега

Ледовое поле вышло из-за Инчоунского мыса. До Улака оставалось всего лишь мили полторы. Яранги, берег, сопки, лагуна, речка — все было покрыто толстым слоем снега.

Началась зима. Первая зима Петра Сорокина на чукотской земле,

8

Несмотря на твердое решение выспаться, за ночь Сорокин почти не сомкнул глаз. Он ворочался, скрипел досками топчана, тяжело вздыхал и думал, думал…

Кажется, все было готово к открытию школы. Помещение убрали, переписали ребятишек, которым надлежало явиться на занятия, провели первое родительское собрание. Пришлось изрядно попотеть, отвечая на самые неожиданные вопросы вроде тех, не повредит ли грамота охотничьей удачливости, не станет ли грамотная девочка менее искусна в шитье…

Большое затруднение вызвал вопрос: в какое время дети должны прийти в школу — ведь часов в Улаке не было. После долгих споров решили собрать учеников по звуковому сигналу — удару железного молотка по большому медному котлу. Котел подвесили на столбе возле школы. Звон получался тягучий, густой и был хорошо слышен даже в самой дальней яранге.

Учащихся было четырнадцать человек. Восемь мальчиков и шесть девочек. Можно было набрать и побольше, но определить возраст ребят оказалось делом нелегким. Никто не помнил, сколько кому лет. «Мерить время — все равно, что глотать ветер», — философски заметил Млеткын. Только более молодые приблизительно знали время рождения своего ребенка. Например, возраст Унненера, одного из будущих школьников, определили так: он родился в год, предшествовавший тому, когда на берег Улака выбросило огромного дохлого кита. Этим китом кормились всю зиму и люди и звери. Так же определяли возраст и остальных ребят.

Поначалу Сорокин намеревался сделать классную доску, такую же, как в Нуукэне у Лены Островской, но Тэгрын раздобыл где-то кусок фанеры, выкрашенный превосходной черной краской.

Приближалось утро, но сон не шел. Несколько раз Сорокин впадал в забытье, но тут же просыпался, и снова тревожные мысли начинали одолевать его. «Как начать первый урок? Что сказать ребятам?» Осторожно, чтобы не разбудить Драбкина, он поднялся и вышел на улицу.

На морской стороне поверхность океана и небо светились призрачным холодным светом. Мерцали крупные звезды, и на краю, над черным массивом мыса Дежнева разгоралась заря.

Сорокин взглянул на часы: до начала первого урока оставалось еще более двух часов.

Северный ветер колыхал покрытый ледяной кашей океан. Вода глухо билась о замерзший берег. Снегу намело уже много, под ним скрылись стены яранг. Сорокин шел к зданию школы, возвышающемуся на пригорке. Ослепительная белизна снежного покрова удивила его.

Вот и школа. Он вошел в пахнущий свежим деревом класс, зажег спичку, и мерцающий свет выхватил из темноты четыре больших стола. На каждом стояло по жестяному жирнику. Сорокин зажег их, и в комнате сразу стало светло и уютно. На стене висел большой плакат. Наклеенными бумажными буквами на нем было написано по-чукотски и по-русски: «Вэты нытваркын торкалэвэтгавран». «Да здравствует новая школа». Перевод сделал Тэгрын. Слово «школа», насколько понял Сорокин, означало в обратном переводе «яранга для бумажного разговора». Конечно, это не совсем точно, но для первого раза сойдет.

У школьной доски повесили красный флаг с серпом и молотом и пятиконечной звездой. Звезда и молот никого не удивили, но серп вызвал оживленные толки. Улакцев восхитила сообразительность русского крестьянина, который изобрел специальный нож «для резки травы и других растений», как перевел это слово Тэгрын.

Было прохладно, и Сорокин принялся растапливать печку. Вскоре он услышал, как отворилась дверь и в комнату кто-то вошел. Сорокин обернулся — перед ним стоял Пэнкок. Парень смущенно переминался с ноги на ногу, щурясь на свет разгоревшихся жирников.

— Заходи, заходи, — позвал его Сорокин.

— Здравствуйте.

Парень с любопытством оглядел парты, посидел за одной из них, подперев кулаком голову. Потом, улыбаясь Сорокину, прошелся по классу, остановился у черной доски, провел по ней пальцем — палец остался чистым. Это очень удивило Пэнкока. Вот Пэнкок уставился на лозунг. Выражение его лица было настолько серьезным и многозначительным, что учителю показалось, будто парень отлично знает грамоту. Он что-то говорил Сорокину, и тот догадывался: парень хочет учиться, хочет постичь мудрость человека, узнающего новости по значкам, похожим на следы птиц на свежем, только что выпавшем снегу.

Приближалось время подачи сигнала. Сорокин чувствовал, что волнуется.

Появился Драбкин с чайником и едой, завернутой в тряпицу.

— Поесть надо горячего! — сказал он деловито. — Сил прибавит. Ты же почти не спал!

Сорокин с удовольствием выпил чай и посмотрел на часы.