Белые одежды. Не хлебом единым

А вокруг — справа и слева — возникали нежные голоса, но Троллейбус их не замечал. «Иван Ильич!» — позвал кто-то слева. Он оглянулся, но никого около него не было — везде цвели картошки. Он ускорил шаг. «Да, это он, — сказал кто-то справа интеллигентным юным голосом. — Иван Ильич! Куда вы так бежите? За вами не угонишься!» И слева: «Иван Ильич! Это же невежливо!» — со смехом, с молодым, беспечным смехом. Зашумела машина, подъезжая. Фонарик засветил ему в лицо. Люди стояли и смеялись. Неуловимый несся сам в руки. «Пожалуйста, сюда». Его схватили сразу двое — справа и слева, — третий подхватил под ноги, и втроем его ловко вбросили в машину.

А Федор Иванович как раз подползал в это время к открытому зеву, выходящему в разрыв между трубами. Круглый зев чуть светился — слабым зеленым светом майского ночного неба. И там чернела человеческая фигура. На обратном пути Федор Иванович не очень берегся, и железная труба раза два недовольно вздохнула во сне. Так что его ждали там, у выхода. И когда он приблизился почти вплотную, кто-то сунулся навстречу и тихо позвал:

— Иван Ильич!

Федор Иванович не ответил.

Ярко вспыхнула искра фонарика, белый луч пучком иголок вонзился в глаза, ослепил.

— Федор Иванович! — ахнул кто-то. — Вы что тут делаете?

Он узнал этот голос. Это был полковник Свешников.

— Что делаю? — неторопливо, с горьким торжеством, с разочарованием и тоской начал отвечать Федор Иванович, нарочно затягивая время.

Он ведь уже начинал было видеть в Свешникове того великого человека, о котором Стригалев сказал ему во время первого ночного посещения. Тайного борца, начальника императорских телохранителей, попавшего в самые знаменитые святые. Уже привык к этой своей догадке и проникся соответствующими чувствами. И вот — увидел его у трубы, с фонариком.

— Что, говорите, делаю? — Федор Иванович мстительно любовался захваченным без маски полковником. При этом оба выбирались из трубы. — Значит, надо было делать что-то, вот и забрался. Решил вот проверить… Увериться, кто такой полковник Свешников. А то все сомневался…

— Зачем вы здесь? — заорал Свешников исступленным шепотом.

— Троллейбуса ловлю. Как и вы, любознательный даритель грима. Только у меня своя метода. Теперь я у Троллейбуса самое доверенное лицо. Нам с академиком ведь нужно его наследство, а не он сам. Нам даже лучше, если он будет гулять и благодарить меня за спасение. Я опередил вас! Теперь он мне по гроб…

— Вы были у него? — тихо и с отчаянием закричал Свешников и страшно весь сжался. Это сразу встревожило.

— Я сказал ему, что здесь его ждут. Караулят. С фонариком…

— Что вы сделали! Не здесь, а там его ждут! — Полковник оттолкнул Федора Ивановича. — Не путайтесь под ногами!

И рванулся куда-то, высоко подняв руки, напрямик ломясь через колючие кусты. Что-то бормоча.

И Федор Иванович, сразу поняв все, сунув ноги в сапоги, понесся за ним. Обдирая лицо и руки колючками, как ножами, быстро догнал Свешникова. Полковник, охая и шипя от боли, выбирался из кустов назад.

— Ничего не выйдет. Дорогой придется…

И они побежали рядом по дороге…

— Дернула нелегкая… Появился здесь… — бормотал полковник. — Теперь не перехватим… Круг даем…

Первым выскочил к открытому месту Федор Иванович. Перед ним белела укатанная мощеная дорога, и в нескольких шагах от него, ближе к невидимому мосту, цвели два малиновых огня автомашины. Чуть были слышны малые обороты мотора. Машина медленно ехала. Потом остановилась. Из нее выскакивали люди, перебегали из задней дверцы в переднюю и назад, о чем-то хлопоча. Топтались около задней дверцы. Наконец набились все в машину, толклись в ней, не могли усесться.

— Иван Ильич! — позвал высоким отчаянным голосом Федор Иванович, подбегая, и схватился за дверцу, не давая закрыть.

— Нет здесь никакого Ивана Ильича! — отрезал молодой интеллигентный голос из машины.

Остальные сжались, молчали.

— Да как же! — еще отчаяннее закричал Федор Иванович. — Вон же он! Вон его волосы! Иван Ильич!

Он еще крепче вцепился в дверцу. Нагнулся, вглядываясь. Полез в темное нутро машины. Там все время шевелилась плотная живая масса. Потом послышался смешок, и из темноты показалась тонкая нога в хромовом глянцевом сапоге и уперлась ему в грудь. Сильный толчок отбросил его. Машина, рыкнув, рванулась с места. Федор Иванович крепко держался за дверцу, и потому его бросило навзничь на мостовую. Тут же он вскочил, принялся быстро шарить вокруг, ища камень.

А машина уже была далеко, мотор ее успокоился, малиновые огни, убывая, погружались в область снов, соединялись с ночью.

Из кустов вышла темная фигура — полковник Свешников. Приблизился, вобрав голову, надевая приплюснутую толстую кепку. Он был в толстом темном пиджаке почти до колен, похоже с чужого плеча. Долго молчали оба, глядя в темень, туда, где скрылась машина.

— Не воротишь, — Свешников жестко отчеканил эти слова. Потом обернулся к Федору Ивановичу: — Суетесь! Болтаетесь под ногами, тибетец… Метете все перед собой…

Федор Иванович не сказал ничего. «Это же они и ее брали», — подумал он.