Белые и синие

Часть солдат, что должны соединиться с отрядом Ролана, скатывается с высоты вала в город; остальные сражаются на стене и отбиваются от неприятеля в траншее под свист пуль, которые сыплются градом, и гул ядер, которые налетают как ураган; французы, дрогнув под натиском огня с четырех сторон, начинают отступать. Ланн, раненный выстрелом в голову, падает на колени, и гренадеры уносят его… Великан Клебер, словно заговоренный, еще держится, невзирая на шквал огня. Бон и Виаль уже укрылись в траншее. Бонапарт ищет, кого бы послать на поддержку Клеберу; но в резерве никого не осталось. Тогда он лично со слезами ярости на глазах отдает приказ к отступлению, не сомневаясь, что двести пятьдесят или триста воинов, которые вступили в город с Роланом или, соскочив со стены, отправились ему навстречу, погибли, и наутро множество отрубленных голов усеют городской ров.

Бонапарт уходит последним и уединяется в своей палатке, приказав никого к нему не впускать.

Впервые за три года он усомнился в своей счастливой звезде.

Какую великую страницу написал бы историк, который сумел бы рассказать, что происходило в уме и душе Бонапарта в этот скорбный час!

XIV. ПОСЛЕДНИЙ БЮЛЛЕТЕНЬ

Тем временем Ролан и пятьдесят человек, которые спустились в город и соединились с его отрядом в надежде, что их поддержат, начинали опасаться, что покинуты на произвол судьбы.

В самом деле, победные крики, раздававшиеся в ответ на их возгласы, постепенно затихали; грохот стрельбы и канонады слабел и наконец по истечении часа полностью прекратился.

Ролану даже показалось, что он слышит в окружающем его шуме, как трубы и барабаны подают сигнал к отступлению.

Затем, как было сказано, все звуки смолкли.

И тут, как прилив, поднимающийся со всех сторон, на французский отряд отовсюду разом устремились англичане, турки, мамлюки, арнауты, албанцы — одним словом, весь гарнизон численностью в восемь тысяч человек.

Ролан тотчас же построил свое крошечное войско в каре, причем одна из его сторон упиралась в дверь мечети, затем приказал пятидесяти солдатам войти в мечеть, таким образом превратив ее в крепость; дав клятву отбиваться от неприятеля, от которого нельзя было ждать пощады, до последнего вздоха, французы стали ждать его со штыками наперевес.

Турки, как всегда преисполненные уверенности в своей кавалерии, бросили ее на каре с невиданной яростью, так что, хотя огонь французов, которые дали два залпа, сразил примерно шестьдесят всадников и лошадей, те, кто шел сзади, перебрались через мертвые тела людей и конские трупы как через гору, и натолкнулись на еще дымящиеся стволы с примкнутыми штыками.

Но здесь им пришлось остановиться.

Солдаты, стоявшие во втором ряду, успели перезарядить свои ружья и стали стрелять в упор.

Надо было отступать, но турки не могли преодолеть гору мертвых и раненых тел, пятясь назад, поэтому они стали разбегаться направо и налево.

Французы дали два сокрушительных залпа вслед беглецам, и те были убиты.

Однако следующая атака турок оказалась еще более неистовой.

Завязалась жестокая борьба, подлинный рукопашный бой; турецкие всадники, смело встречая выстрелы в упор и стреляя в ответ, неслись прямо на штыки наших солдат.

Другие, видя, что сверкающие на солнце ружейные стволы пугают лошадей, заставляли их пятиться, а затем, поднимая их на дыбы, опрокидывались вместе с животными на штыки.

Раненые ползали по земле, подобно змеям, ускользая от выстрелов, и подрезали нашим солдатам подколенные сухожилия.

Ролан, вооруженный двуствольным ружьем, как всегда в подобных сражениях, при каждом выстреле убивал одного из командиров неприятеля.

Фаро направлял огонь из мечети, и уже не одна рука, поднимавшая саблю для удара, безвольно повисала, пораженная пулей из окна галереи минарета.

Ролан, видя, что число его солдат уменьшается, и понимая, что не сможет долго выдерживать такую борьбу, хотя уже три ряда трупов опоясывали как стена его крошечное войско, приказал открыть двери мечети; продолжая сеять смертоносный огонь, он с олимпийским спокойствием пропустил своих солдат вперед и последним вошел за ними.

Французы принялись отстреливаться из всех окон мечети, но турки выдвинули вперед пушку и навели ее на дверь.

Ролан стоял у окна, и все увидели, как три артиллериста, которые подошли к фитилю запала, упали один за другим.

Тогда один из всадников промчался возле пушки во весь опор и выстрелил по запалу прежде, чем кто-либо догадался о его намерении.

Пушка прогремела, лошадь с всадником отлетела на десять шагов, но дверь была выбита.

Турки трижды устремлялись к выбитой двери, пытаясь проникнуть в мечеть, но их встречал такой шквал огня, что они всякий раз отступали.

Придя в бешенство, мусульмане объединяются и бросаются в атаку в четвертый раз; но теперь лишь несколько выстрелов слышатся в ответ на их дикие крики.

У маленького войска кончились боеприпасы.

Гренадеры встречают неприятеля, выставив вперед штыки.

— Друзья, — кричит Ролан, — помните, что вы поклялись умереть, но не сдаваться Джеззару Мяснику, который велел отрубить головы нашим товарищам.