Белые и синие

Женщины, кроткие проводники всех мужских страстей, принимали деятельное участие в этих ужасных обсуждениях. С тех пор как отвратительные мегеры перестали носить сережки в виде гильотины, восхитительные фурии, как выразился бы Корнель, носили булавки в виде кинжалов. Если вы выдвигали какие-нибудь сентиментальные возражения против этих жутких крайностей, вас вели в Броттд и заставляли против вашей воли ступать по этой упругой, прогибающейся под ногами земле со словами: «Вот где лежат наши родственники». Что за зрелище являли собой эти исключительные дни, их непостижимый и неописуемый характер, могут выразить лишь сами факты, настолько слово бессильно передать это небывалое смешение самых несовместных идей, этот союз изящнейших форм и беспощаднейшей ярости, это необузданное сочетание учений о человечности с деяниями каннибалов! Каким образом объяснить эти странные времена, когда стены тюрьмы не обеспечивали узникам безопасности и палач, приходивший за своей жертвой, с удивлением убеждался, что его опередил убийца; как объяснить это бесконечное второе сентября, изо дня в день возобновляемое обаятельными молодыми людьми, которые покидали для этого бал и заставляли ждать себя в чьем-то будуаре?

Следует отметить, что потребность в жестокости и убийстве, созревшая под крылом революционных гарпий, а также склонность к мелким кражам, вызванная конфискациями, и жажда крови, возбужденная кровопролитием, стали навязчивой идеей. То было неистовство поколения, вскормленного, подобно Ахиллу, плотью диких животных; поколения, у которого уже не было иных примеров для подражания и идеалов, кроме разбойников Шиллера и трибунала святой Феме. Все ощущали страстную и непреодолимую потребность возродить общество с помощью преступления, из-за которого оно и погибло. В бурные времена дух, ведающий равновесием в мире, неизменно насылает нечто подобное: титанов после хаоса, Пифона после потопа, стаю стервятников после резни, неминуемое возмездие в виде необъяснимых бедствий, отвечающее на убийство убийством, требующее труп за труп, оплачивающее свои грехи с лихвой, — возмездие, которое самим Священным писанием расценивается как один из даров Провидения.

Странный состав банд, о чьих целях поначалу не подозревали, представлял собой в некотором роде неизбежную смесь сословий, званий, лиц, какую можно встретить во всех партиях и бандах, мечущихся в любом охваченном смятением обществе; но здесь это было менее ярко выражено, чем где-либо и когда-либо. Манеры представителей низших сословий, принимавших участие в этом движении, не были лишены лоска, что придают людям дорогостоящие пороки; то была аристократическая чернь, предававшаяся бесконечному разврату и излишествам, следуя по стопам знатной и состоятельной аристократии и словно задавшись целью доказать, что легче всего превзойти тех, кто подает дурной пример. Истинные аристократы таили под более изящной внешностью еще более гнусные пороки, призванные сокрушить сдерживавшие их благопристойность и воспитание. Никогда еще люди не видели столько убийц в шелковых чулках; сильно ошибся бы тот, кто вообразил бы, что сливки общества были здесь по иной причине, чем свирепые по натуре низы. Не менее беспощадная ярость клокотала в душах светских людей, нежели в душах простолюдинов, и смерть от кинжала щеголя ничуть не уступала по своей изощренной жестокости смерти от ножа мясника.

Поначалу обреченные на смерть поспешно бросились в тюрьмы, надеясь найти там укрытие. Когда это печальное убежище несчастных было осквернено, как было со всем святым, что еще оставалось у людей, а именно: храмами и гробницами, — власти попытались обеспечить безопасность с помощью высылки. Дабы, по крайней мере, уберечь жертв от актов личной мести, их отправляли за двадцать-тридцать льёот жен и детей, туда, где никто не знал их имен и деяний.

Но там их уже ждали новые могильщики. Соучастники убийств из разных департаментов регулярно обменивались добычей, словно товаром. И никогда еще аккуратность в делах не простиралась столь далеко, как в этом отвратительном счетоводстве. Ни один из этих варварских векселей, оплачивавшихся человеческими головами, не был опротестован по истечении срока. При поступлении сопроводительного документа на товар дебет хладнокровно сводился с кредитом, задолженность становилась задатком и кровавый вексель оплачивался по предъявлении.