Белые и синие

Господин д’Аржантан кивнул в знак благодарности и ограничился тем, что прислонился к креслу.

— Вы могли бы подумать, мадемуазель, — сказал он, — что сожаление о нашем близком расставании заставляет меня искать повод поскорее встретиться с вами, и поэтому я сразу скажу, не злоупотребляя вашим временем, что привело меня к вам. Я не знаю, следует ли вам встречаться в сотне льё от Парижа с чрезвычайными уполномоченными правительства, которые становятся все более жестокими по мере удаления от средоточия власти. Я знаю лишь то, что нам придется столкнуться с целой колонной республиканских войск и во главе их стоит один из тех презренных мерзавцев, чья задача — добывать головы для правительства. Видимо, расстрел считают слишком благородной казнью для шуанов, и решено привить гильотину на бретонской почве. В Шатобриане, то есть в пяти-шести льё отсюда, колонна должна была сделать выбор: направиться прямо к морю или следовать дальше между Кот-дю-Нор и Морбианом. Нет ли у вас причины для опасений? В таком случае, какой бы дорогой вы ни следовали, даже если вам придется идти на виду у всей республиканской колонны, с первого до последнего ее ряда, я останусь с вами. Если же, напротив, вам нечего бояться и, как я надеюсь, вы не ошибаетесь в природе чувства, что подсказывает мне это решение, поскольку я питаю сомнительную симпатию — вы видите, что я говорю откровенно, — к трехцветным кокардам, чрезвычайным уполномоченным и гильотинам, я уклонюсь от встречи с колонной и отправлюсь в Динан по дороге, которую она изберет, вслед за ней.

— Прежде всего я благодарю вас от всей души, сударь, и заверяю вас в своей признательности, — отвечала мадемуазель Ротру, — но я направляюсь не в Динан, как вы, а в Витре. Если колонна пойдет по дороге в Рен, которая ведет в Динан, встреча с ней мне не грозит; если, напротив, она пойдет по дороге в Витре, это отнюдь не помешает мне поехать той же дорогой. Я питаю не намного больше симпатии, чем вы, к трехцветным кокардам, чрезвычайным уполномоченным и гильотинам, но у меня нет оснований их опасаться. Скажу больше: мне было известно о движении этого войска и о том, что оно везет с собой; поскольку оно проходит через ту часть Бретани, которая была захвачена Кадудалем, мне дозволено в случае необходимости искать защиты у военных. Таким образом, все будет зависеть от того, что решит в Шатобриане командир этой колонны. Если он продолжит путь в сторону Витре, я, к сожалению, распрощаюсь с вами на развилке двух дорог; если же он избрал дорогу в Рен и внушает вам такое отвращение, что вы не хотите с ним встречаться, я с удовольствием буду продолжать путь вместе с вами до места своего назначения.

Получив эти разъяснения, г-н д’Аржантан счел себя не вправе задерживаться, учитывая то, каким образом он объяснил причину своего визита. Он поклонился и вышел, не дав мадемуазель Ротру времени подняться со стула.

Наутро, в шесть часов, двое путешественников обменявшись традиционными приветствиями, покинули гостиницу.

На следующей почтовой станции, то есть в Шатобриане, были получены необходимые сведения. Колонна отбыла часом раньше и направилась по дороге в Витре.

Таким образом, путешественники должны были расстаться. Господин д’Аржантан в последний раз приблизился к мадемуазель Ротру, вновь предложил ей свои услуги и взволнованно простился с ней.

Мадемуазель Ротру подняла глаза на этого молодого щеголя и, как истинная светская женщина, которая не могла не испытывать к нему благодарности за то, как почтительно он себя вел, протянула ему руку для поцелуя.

Господин д’Аржантан вновь вскочил в седло и сказал почтарю, ехавшему впереди: "На ренскую дорогу!", в то время как экипаж мадемуазель Ротру, повинуясь ее приказу, отданному спокойным, ровным голосом, двинулся по дороге в Витре.

XXI ГРАЖДАНИН ФРАНСУА ГУЛЕН

Покинув Шатобриан, мадемуазель Ротру — точнее, Диана де Фарга — глубоко задумалась. В том настроении, что овладело ею, ее сердце было или, как ей казалось, должно было оставаться невосприимчивым ко всяческим нежным чувствам, и особенно к любви. Однако красота, изящество и учтивость всегда оказывают на порядочную женщину достаточно сильное воздействие, заставляя ее если не полюбить, то начать мечтать.

Мадемуазель де Фарга думала о своем попутчике, и мысль о нем впервые вызвала у нее легкие сомнения. Она спрашивала себя, отчего человек, столь надежно защищенный тремя подписями: Барраса, Ребеля и Ларевельер-Лепо — может испытывать такое непреодолимое отвращение к уполномоченным правительства, удостоившего его особым доверием.

Диана забывала при этом, что она сама, отнюдь не испытывавшая горячей симпатии к революционному правительству, путешествовала при его непосредственной поддержке; если г-н д’Аржантан действительно был из "бывших", как она предположила по некоторым словам во время их последней беседы, то, возможно, он получил поддержку, на которую ему было неловко ссылаться, при таких же обстоятельствах, как она.