Белые и синие

Это высокое положение делало Тара, как уже было сказано, весьма чувствительным. Поэтому не было ничего удивительного в том, что он приподнялся на цыпочки, желая узнать, кто свел его искусство к бесспорному в музыке принципу: половина ноты равняется двум четвертям.

Читатель помнит, что это был другой "невероятный" — Бенжамен Констан, не менее чувствительный в вопросах чести, чем Тара.

— Не ищи понапрасну, гражданин, — сказал он, протягивая ему руку, — это я выдвинул столь легкомысленное предположение. Если ты знаешь что-нибудь, скажи нам!

Тара от души пожал протянутую ему руку.

— Признаться, нет, — сказал он. — Я только что был в зале Клери; моя карета не смогла следовать через Новый мост, так как он охраняется, — пришлось объезжать вдоль набережных, где стоит адский грохот барабанов, и проехать через мост Равенства. Дождь льет как из ведра. Госпожа Тоди и госпожа Мара дивно спели две-три пьесы Глюка и Чимарозы.

— Что я вам говорил! — перебил его Бенжамен Констан.

— Не бой ли барабанов мы слышали? — спросил чей-то голос.

— Ну да, — продолжал Тара, — но из-за дождя он звучит слабее; нет ничего более мрачного, чем бой мокрого барабана.

— Ах, вот и Буасси д’Англа! — вскричала г-жа де Сталь, — вероятно, он пришел из Конвента, если только не сложил с себя полномочия председателя.

— Да, баронесса, — промолвил Буасси д’Англа с печальной улыбкой, — я пришел из Конвента, но мне бы хотелось принести вам более приятные известия.

— Что ж! — воскликнул Барбе-Марбуа, — снова прериаль?

— Если бы только это! — продолжал Буасси д’Англа.

— В чем же дело?

— Либо я сильно ошибаюсь, либо завтра весь Париж будет охвачен огнем. На сей раз это настоящая гражданская война. На последние предупреждения секция Лепелетье ответила: "У Конвента — пять тысяч человек, а у секций — шестьдесят тысяч; до рассвета члены Конвента должны покинуть зал заседаний. В противном случае мы беремся прогнать их оттуда".

— Что же вы собираетесь делать, господа? — спросила г-жа Рекамье своим прелестным нежным голосом.

— Сударыня, — сказал Буасси д’Англа, — мы собираемся сделать то же, что сделали римские сенаторы, когда галлы захватили Капитолий, — умереть на своих местах.

— Как бы на это посмотреть? — спросил г-н Рекамье с величайшим хладнокровием. — Я видел убийство депутатов поодиночке, и мне было бы интересно посмотреть на массовое избиение Конвента.

— Приходите завтра от двенадцати до часа дня, — отвечал Буасси д’Англа с не меньшим хладнокровием, — вероятно, тогда-то все и начнется.

— Ну, вовсе нет, — сказал новый гость, входя в салон, — вас не ждет ореол мучеников, и все вы спасены.

— Полноте! Не надо шуток, Сен-Виктор, — сказала г-жа де Сталь.

— Сударыня, я никогда не шучу, — возразил Костер, склоняя голову и приветствуя одновременно баронессу де Сталь, баронессу де Крюденер, г-жу Рекамье и других женщин, находившихся в салоне.

— Да что же случилось, в конце концов? Что вас заставило поверить во всеобщее спасение? — спросил Бенжамен Констан.

— Дело в том, дамы и господа, — я оговорился: граждане и гражданки, — дело в том, что по предложению гражданина Мерлена (из Дуэ) Национальный Конвент только что постановил: бригадный генерал Баррас в память о термидоре назначается командующим вооруженными силами. У него высокий рост, сильный голос; он не может долго разглагольствовать, это правда, но он превосходно может сказать без подготовки несколько энергичных и яростных фраз. Вы прекрасно понимаете, что, раз уж генерал Баррас будет защищать Конвент, тот спасен.

А теперь, когда я выполнил свой долг, госпожа баронесса, успокоив вас и этих дам, я возвращаюсь домой и буду готовиться.

— К чему? — спросила г-жа де Сталь.

— Сражаться с ним завтра, госпожа баронесса, сражаться от всей души, за это я вам ручаюсь.

— Ах так! Значит, вы роялист, Костер?

— Ну да, — отвечал молодой человек, — я полагаю, что в этой партии больше всего хорошеньких женщин. И потом… потом… у меня есть другие причины — о них знаю я один.

Еще раз поклонившись со своим неизменным изяществом, он вышел, а все принялись обсуждать принесенную им новость, которая, признаться, никого не успокоила, что бы ни говорил Костер де Сен-Виктор.

Однако, поскольку звон колоколов усиливался, барабаны не прекращали грохотать, а дождь не переставал лить, поскольку после этого сообщения ни у кого уже не оставалось надежды получить новые известия и, наконец, поскольку бронзовые часы с изображением Мария на развалинах Карфагена пробили четыре часа, — каждый из гостей подозвал свою карету и все уехали, скрывая под напускным спокойствием настоящую тревогу.

XVII ГОСТИНИЦА "ПРАВА ЧЕЛОВЕКА"

По словам Костера де Сен-Виктора, около часа ночи Баррас был назначен командующим вооруженными силами Парижа и внутренними войсками.

Гражданские и военные власти были обязаны ему подчиняться.