Белые и синие

Теперь, поскольку до начала схватки остается еще шесть-восемь часов, покинем Конвент, борющийся с секциями и посетим один из салонов, где принимали сторонников обеих партий и куда, следовательно, поступали более достоверные новости, чем в Конвент или в секции.

XVI САЛОН ГОСПОЖИ БАРОНЕССЫ ДЕ СТАЛЬ, СУПРУГИ ШВЕДСКОГО ПОСЛА

Примерно в середине Паромной улицы, между улицами Гренель и Планш, возвышается массивное здание; его и сегодня можно узнать по четырем попарно соединенным ионическим колоннам, подпирающим тяжелый каменный балкон.

Это особняк шведского посольства, в котором жила знаменитая г-жа де Сталь, дочь г-на Неккера, жена барона де Сталь-Гольштейна.

Она настолько известна, что почти не имеет смысла описывать ее физический, духовный и нравственный облик. Тем не менее мы уделим этому некоторое внимание.

Госпожа де Сталь, родившаяся в 1766 году, находилась в этот период в расцвете своего таланта, чего нельзя сказать о ее внешности: эта женщина никогда не была красивой. Страстно обожая своего отца, заурядного человека, что бы о нем ни говорили, она разделила его участь и эмигрировала вместе с ним, хотя положение ее мужа как посла гарантировало ей и отцу не только свободу действий, но и безнаказанность.

Однако вскоре она вернулась в Париж, составила план побега Людовика XVI и в 1793 году обратилась к революционному правительству в защиту королевы, когда ту предали суду.

Когда Густав IV объявил войну России и Франции, шведского посла отозвали в Стокгольм. Его не было в Париже со дня казни королевы и до дня казни Робеспьера.

После 9 термидора г-н де Сталь приехал во Францию в том же качестве посла Швеции, и г-жа де Сталь, которая не могла жить, не видя своего "ручейка на Паромной улице", отдавая ему предпочтение перед озером Леман, вернулась туда вместе с мужем.

Она немедленно открыла в Париже салон и, конечно, принимала в нем всех тех, кто отличился либо во Франции, либо за ее пределами. Несмотря на то что она одной из первых приняла идеи 1789 года, то ли под влиянием разворачивавшихся событий, то ли под влиянием внутреннего голоса образ ее мыслей изменился, и она изо всех сил стала содействовать возвращению эмигрантов и столь явно требовать их реабилитации, особенно г-на де Нарбонна, что небезызвестный мясник Лежандр публично выступил против нее.

Два салона: ее и г-жи Тальен — поделили между собой Париж. Но салон г-жи де Сталь был на стороне конституционной монархии, то есть занимал промежуточное положение между кордельерами и жирондистами.

В тот вечер, а именно в ночь с двенадцатого на тринадцатое вандемьера, между одиннадцатью часами и полночью, когда в Конвенте царило величайшее смятение, салон г-жи де Сталь был полон гостей.

Вечер выдался на редкость блестящим, и, глядя на туалеты женщин и непринужденные манеры мужчин, трудно было предположить, что на парижских улицах вот-вот начнется побоище.

Однако в разгар веселья и всплеска остроумия, сверкающего во Франции с особенной живостью и воодушевлением в час опасности, внезапно, точно в предгрозовые летние дни, по салону пробегали облака, вроде тех, что бросают тень на луга и посевы.

Каждого вновь прибывшего встречали с любопытством, робкими возгласами и тут же засыпали вопросами, свидетельствовавшими о всеобщем интересе к происходящему.

Гости ненадолго покидали двух-трех женщин, окруженных в салоне г-жи де Сталь почетом за красоту и ум.

Все устремлялись к новому посетителю, вытягивали из него все, что он знал, и возвращались в свой кружок, чтобы обсудить последние новости.

В силу некоего молчаливого соглашения каждая женщина, которая благодаря красоте или уму имела право на привилегию, о коей мы только что упомянули, содержала в обширных апартаментах первого этажа шведского посольства свой отдельный двор; таким образом, помимо салона г-жи де Сталь, в тот вечер у госпожи баронессы собрались салоны г-жи де Крюденер и г-жи Рекамье.

Госпожа де Крюденер была на три года моложе г-жи де Сталь; она происходила из Курляндии и родилась в Риге. Дочь богатого помещика барона Витингхофа, в четырнадцать лет она вышла замуж за барона Крюденера и последовала за ним в Копенгаген и Венецию, где он исполнял обязанности русского посланника. Разойдясь с мужем в 1791 году, она вновь обрела свободу, которой ненадолго пожертвовала ради брака. Это была весьма очаровательная и весьма умная особа, превосходно говорившая и писавшая по-французски.

Упрекнуть ее можно было единственно в том, что в эту отнюдь не сентиментальную пору она питала чрезвычайное пристрастие к одиночеству и мечтаниям.

Поистине северная задумчивость, наделившая ее сходством с героинями древнескандинавских сказаний, придавали ей в толпе беспечных и веселых людей неповторимое очарование: в нем было что-то мистическое.