Белые генералы

3 сентября с целью координации действий была установлена связь между французско-польской миссией и «добровольцами». 13 сентября в Таганрог прибыла польская миссия во главе с генералом Карницким. Деникин, сам поляк по матери, во время встречи говорил о «двух братских славянских народах», о «новых взаимоотношениях, основанных на тождестве государственных интересов и на общности внешних противодействующих сил» (имея в виду все ту же германскую опасность). Во время переговоров с «братьями-славянами» одним из коренных стал вопрос об Украине. Поляки об украинских националистах высказались пренебрежительно: «В политическом отношении они для нас не существуют».

Повторно вопрос об Украине всплыл, когда в октябре на Юг России приехал бывший президент Чехословакии Крамарж. Крамарж заявил: «Самостоятельность Украины нанесла бы вред всем славянам», но успокоил Деникина: «Я знаю, что французское правительство ни за что не признает самостоятельной Украины». Как результат — Деникин, встречаясь с представителями французской миссии, сказал: «Окончательно исчерпаны все недоразумения с Францией».

Но и взаимоотношения с «братьями-славянами» давали сбои. С июля 1919 года в Беловеже шли польско-советские переговоры. Затем начала работу конференция русского (советского) и польского Красного Креста. Она проходила с октября по декабрь 1919 года. Параллельно с конференцией большевик Ю. Мархлевский вел неофициальные переговоры с представителями Пилсудского. В это же время «добровольцы» вступают в контакт с войсками Западно-Украинской Народной Республики (Галиции), которые ведут военные действия против поляков за Восточную Галицию. Завязывается клубок новых противоречий.

Поляки с середины 1919 года все чаще начинают вспоминать о Польше времен короля Станислава Понятовского, о «Речи Посполитой от моря до моря», о границе 1772 года, проходившей по Днепру. Польское командование начинает зондировать отношение к этому вопросу и деникинцев, и большевиков. Деникинский представитель генерал Щербачев сообщал из Парижа, что поляки готовы драться с большевиками, но «этнографическая граница их не удовлетворяет, и хотели знать теперь же, какие компенсации могут быть даны Польше». На уступки украинской территории полякам Деникин пойти не мог. Большевики же временно были удовлетворены сложившейся на Украине ситуацией и не претендовали на занятые поляками украинские и белорусские земли. Это, видимо, и стало одним из важнейших факторов принятия решения. Поляки решили вести себя так, чтобы «не допустить победы реакции в России». По всей линии советско-польского фронта военные действия были приостановлены, и большевики сняли части, чтобы перебросить их против Деникина.

Деникин одну из причин видел в личных отношениях к нему польского посланца генерала Карницкого, с кем у него был конфликт еще во время службы в старой русской армии. Карницкий якобы «в донесениях своему начальству употребил все усилия, чтобы представить в самом темном и ложном свете белые русские армии, нашу политику и наше отношение к возрождавшейся Польше. И тем внес свою лепту в предательство Вооруженных Сил Юга России Пилсудским, заключившим тогда тайно от меня и союзных западных держав соглашение с большевиками».

Дело, судя по всему, было сложнее. «Единая и Неделимая Россия» многими трактовалась по-разному, и свежа была память, что до 1915 года Варшава фактически была русским городом. Как объяснил впоследствии ситуацию Черчилль, «поляки, которые подготовили самую крупную и сильную армию в войне с Советами, видели, что им придется защищать себя от Деникина на второй день после общей победы».

Таким образом, к моменту решающих боев в Центральной России и на севере Украины, когда большевики готовы были идти на временный союз с кем угодно, лишь бы остановить Деникина, когда Советское правительство готовило уже иностранные паспорта и резерв ценностей, когда большевики сняли все, что можно, с польского и колчаковского фронтов и бросили против деникинцев, сам Деникин оказался во враждебном или нейтральном окружении мелких государственных образований, среди враждебной «добровольцам» среднерусской крестьянской стихии. Вдобавок ко всему вездесущий Махно прорвал деникинский фронт и пошел по тылам в сторону Черного моря. «Батько» спешил в родное Гуляй-Поле, но в то же время неумолимо приближался к деникинской ставке — Таганрогу. 45 тысяч бойцов вынужден был Деникин держать в тылу для противодействия «бандам» и подавления восстаний. Армия стала «не та». «Тыл» разложился и разлагал «всех и вся». Весь Ростов-на-Дону ходил в английских шинелях, а солдаты и офицеры на позициях донашивали старые русские, те, что имели со времен мировой войны.

Самым тяжелым ударом в спину стало предательство части казачьей верхушки.