Белые генералы

Личный состав армии отнесся к политике Деникина с пониманием, что, однако, не исчерпало конфликта. В антибольшевистском лагере развернулась борьба за влияние на Добровольческую армию. «Все группы и организации вместо материальной помощи присылали нам горячие приветствия — и письменно, и через делегатов, — и все пытались руководить не только политическим направлением, но и стратегическими действиями армии», — сетовал Деникин.

Трагическим курьезом было то, что армия, ставшая предметом борьбы и упований, постоянно была на грани финансового краха. Денежная наличность ее балансировала меж двухнедельной и месячной потребностью. «Денежная Москва не дала ни копейки. Союзники колебались». Все капиталисты, а также и частные банки держались выжидательной политики. 4,5 млн рублей, полученные от союзников, и такое же количество средств, полученное из донского казначейства, давали армии возможность существовать два месяца (при месячных расходах в 4 млн), а дальше перед ней открывался путь взимания контрибуций и захвата трофеев.

Три фактора постоянно действовали Деникину на нервы: взаимоотношения с новым донским атаманом генералом Красновым, взаимоотношения с примкнувшими к армии кубанцами и взаимоотношения с появившимися на горизонте немцами.

Взаимные нелады начались у «добровольцев» с донцами, как только армия вступила на донскую территорию. Вожди восставших донцов Деникину не понравились. Походный атаман Попов показался человеком «вялым и нерешительным», глава Временного донского правительства Янов — «правым демагогом». Единственный достойный человек, генерал Краснов, как только стал атаманом, сразу же попытался подчинить Добровольческую армию себе, поскольку она располагалась на территории Дона, а когда это не удалось, приказал донским казакам, служившим у Деникина, немедленно покинуть ряды «добровольцев» и поступить в Донскую армию.

Деникин понимал, что после «Ледового похода» его армия была спасена начавшимся на Дону восстанием, получила возможность передохнуть, окрепнуть, сам Алексеев и военно-политический отдел армии обосновались в Новочеркасске, туда же увезли всех раненых «добровольцев», но все же командование «добровольцев» ввязалось в политическую борьбу с донским руководством. «Вообще же в массе своей добровольчество и донское казачество жили мирно, не следуя примеру своих вождей», — признавал Деникин.

Похожая ситуация сложилась и во взаимоотношениях с кубанцами. Служилые представители восточной Кубани, «линейцы», были верны Деникину, а украиноязычные «черноморцы», жители западной Кубани, стали клониться к Украине, а значит и к немцам. Среди кубанских офицеров в армии преобладали «линейцы», среди членов Рады и кубанского правительства, присоединившегося к армии на Кубани, больше было «черноморцев». Обе группировки враждовали, жаловались друг на друга Деникину, причем офицеры-«линейцы» готовы были к физической расправе над некоторыми особо рьяными «украинофилами» среди «черноморцев». Опасаясь окончательного раскола, Деникин сдерживал «кубанские страсти» как мог.

С немцами, занявшими Ростов, установились взаимоотношения, которые Деникин назвал «вооруженным нейтралитетом». Сил бороться с немцами сейчас у Деникина не было, хотя с этой целью, собственно, и создавалась Добровольческая армия. Со своей стороны, немцы относились к «добровольцам» недоверчиво, но не мешали белой контрразведке работать в самом Ростове. Как говорил немецкий комендант: «Официально... я не могу дать вам право расстреливать. Такова политика. Но неофициально скажу. В ваши дела вмешиваться не буду. Делайте осторожно, и только».

Но были и радостные минуты. Большинство офицеров, получивших отпуск по истечении положенной по контракту четырехмесячной службы, вернулись в армию. Поодиночке, капля за каплей, прибывали в армию беглецы из Советской России. И, наконец, к «добровольцам» присоединилась пришедшая с Румынского фронта «1-я бригада Русских добровольцев» полковника М. Г. Дроздовского: 667 офицеров, 370 солдат, 14 докторов и священников, 12 медсестер. «Дроздовцы», проделавшие не менее тяжелый поход по Бессарабии и Украине, на равных влились в Добровольческую армию, заработали свою легенду одного из наиболее досаждавших большевикам полка, особую военную форму (малиновые фуражки), и даже в песню «Смело мы в бой пойдем» некоторые красноармейские части внесли впоследствии строки:

... И всех «дроздов» убьем, Сволочь такую...

Армия отдохнула, набралась сил. Краснов усиленно «сватал» ей Царицынское направление, но Деникин выжидал, надеялся пополниться на Кубани. Командование «добровольцев» весьма щепетильно относилось к взаимоотношениям с немцами и отвергало всякие намеки на контакт с ними. Поэтому оно выжидало окончания боевых действий на советско-германском фронте под Батайском и Азовом. Как только немцы и большевики подписали соглашение о прекращении военных действий (23 июня 1918 г.) на этом участке, «добровольцы» начали действовать.