В своей работе и своей борьбе Краснов опирался на рядовых казаков, особенно на зажиточное низовое казачество, так же как низовцы опирались на него в достижении своих целей, и в то же время Краснов имел конечную цель, которая расходилась с конечной целью избравших его казаков. Он хотел свергнуть большевиков по всей России, низовцы не помышляли идти дальше границ и готовы были помириться с кем угодно, лишь бы сохранить сложившийся уклад казачьей жизни. Складывалась парадоксальная ситуация — в глубине души атаман был один против всех.
С самого начала, подыгрывая настроению Круга, атаман заявил, что «путь спасения Дона лежит в окончательном его отделении от матушки-России», но на самом деле делал все, чтобы втянуть казаков в затяжную войну с большевиками и в конечном итоге повести их на Москву. «Атаман чувствовал, что у него нет силы заставить пойти, и потому делал все возможное, чтобы пошли сами», — вспоминал Краснов. Он обещал мир, но требовал, чтобы для гарантии этого мира казаки заняли российские города вне пределов Донской области: Царицын, Камышин, Поворино.
Чтобы казакам было за что сражаться, атаман воззвал к донскому патриотизму, без колебаний признал донских казаков отдельной нацией. В газетах стали появляться статьи, доказывающие происхождение донцов чуть ли не от жителей древней Трои, от этрусков, амазонок и так далее. Но главное, надо было убедить казаков, что они живут в самостоятельном, независимом государстве, прекрасно обустроенном, а большевики угрожают Дону, как независимому, богатому, счастливому государству, несут нищету, порабощение.
Работать приходилось на нескольких направлениях. Самыми энергичными мерами налаживалась экономическая жизнь области. От управляющих отделом финансов и торговли и промышленности Краснов потребовал создать «стройную систему налогового обложения», напечатать свои ассигнации и заменить ими марки Временного правительства. Предполагалось развитие свободной торговли, «добиваясь понижения цен конкуренцией, но не нормировкой цен», было дано указание «призвать к жизни кооперативы и дать им возможность самого широкого развития». Краснов писал, что у императора Вильгельма он «просил машин, фабрик, чтобы опять-таки как можно скорее освободиться от опеки иностранцев». Предполагалось развивать «новые отрасли с наилучшим и современным техническим оборудованием», разрабатывались проекты Волго-Донского и Донецко-Днепровского каналов.
Земельный вопрос предполагалось если не разрешить, то сгладить. Своего рода источником земли стали земли тех, кто ушел с красными. Было приказано засеять все пустующие участки, земли помещиков засеять, используя пленных красногвардейцев, а урожай сдать в казну, выработать максимальную норму частного землевладения и правила отчуждения земли для выдачи безземельным.
И все это не были бессмысленные мечтания. Краснов умел работать сам и умел заставить работать других. Он был строг, даже суров, беспристрастен и, если нужно, язвителен. В гневе — страшен. Как вспоминал донской прокурор И. М. Калинин, «должностное лицо, с которым Краснов говорил по телефону, стояло навытяжку перед аппаратом и то и дело почтительнейше отвечало в трубку:
— Слушаю-с, ваше высокопревосходительство».
Результаты сказались очень скоро. За период красновского правления было открыто 8 гимназий и много начальных школ. Случалось, что казаки слали с фронта домой трофейное имущество, чтоб его продали, а на вырученные средства открыли хуторскую начальную школу. Поезда по территории Войска Донского ходили строго по расписанию, и даже извозчики брали за проезд по дореволюционным расценкам.
Один из донских офицеров, вернувшийся домой из охваченной революцией России, вспоминал: «На железной дороге совершенно не чувствовалась происшедшая в России революция, и жизнь шла своим нормальным чередом. Будочники с зелеными флажками провожали поезда; казаки везли с поля груженые подводы сена и зерна и, лежа на возах, равнодушно поглядывали на пассажиров; мальчишки с красными лампасами на штанишках бежали к полотну ЖД и выпрашивали старые газеты «тятьке на цигарку», ну словом, повсюду на Дону можно было наблюдать жизнь дореволюционного времени».
Тем не менее в бюджете доходы покрывали 46 % расходов, а 57 % расходов шли на армию...