Деникин остался при своем мнении, и с этого момента между ним и Врангелем возникла первая натянутость. Врангель отметил в своих мемуарах, что именно в это время он как раз «присмотрелся» к А. И. Деникину, и «облик его» для Врангеля «прояснился». Врангель заметил, что Деникин «не умел овладевать сердцами людей»: «У него не было всего того, что действует на толпу, зажигает сердца и овладевает душами». «Сын армейского офицера, сам большую часть своей службы проведший в армии, он, оказавшись в верхах, сохранил многие характерные черты своей среды, провинциальной, мелкобуржуазной, с либеральным оттенком. От этой среды оставалось у него бессознательное предубежденное отношение к «аристократии», «двору», «гвардии», болезненно развитая щепетильность, невольное стремление оградить свое достоинство от призрачных посягательств. Судьба неожиданно свалила на плечи его огромную, чуждую ему государственную работу, бросила его в самый водоворот политических страстей и интриг. В этой чуждой ему работе он, видимо, терялся, боясь ошибиться, не доверял и в то же время не находил в самом себе достаточных сил твердой и уверенной рукой вести по бурному политическому морю государственный корабль», — такую характеристику дал Деникину Врангель. Натянутость во взаимоотношениях стала постепенно перерастать во взаимную нелюбовь.
Между тем 150-тысячная армия красных на Северном Кавказе была разгромлена. Немногие конные отряды ушли в Астраханскую степь, пехота, артиллерия и обозы достались белым. На подходах к Кизляру на 25 верст тянулись брошенные большевиками эшелоны. Счет трофейным орудиям пошел на сотни, пленным красноармейцам — на десятки тысяч.
Разъезды врангелевцев вышли к Каспийскому морю. Северный Кавказ отныне превратился в тыловой район, в базу «добровольцев», всех Вооруженных Сил Юга России.
Во время последних боев, объезжая захваченные его войсками территории, Врангель заболел сыпным тифом. Болезнь протекала в тяжелой форме, иногда не оставалось никаких надежд. Приехавшая из Крыма жена не отходила от постели больного. Наконец на семнадцатый день болезни наступил кризис. Барон стал поправляться, но оставался еще очень слаб.
Пока он болел, армией командовал генерал Юзефович. Штаб армии перенесли в Ростов-на-Дону. Некоторые части перебросили в район Донецкого бассейна.
В конце марта Врангель с женой выехал в Сочи для поправления здоровья, но пробыл там недолго. Сочи постоянно подвергались угрозе со стороны банд «зеленых», которых, по словам Врангеля, поддерживали грузинские войска. Врангель уехал оттуда и остановился в Екатеринодаре. Дела на фронте шли неважно. Большевики ворвались в Крым, напирали в Донецком бассейне, на Кубани разгорались дрязги между «самостийниками» и «едино-неделимцами», но общее настроение оставалось приподнятым — в общей обстановке произошел радикальный поворот, англичане и французы уже начали оказывать материальную помощь, кроме того, оставались надежды, что «союзники» все же высадят свои войска и помогут свалить большевиков.
Деникин надеялся, что ситуация совершенно поправится, когда Врангель выздоровеет и возвратится в армию, однако между ними оставались расхождения во взглядах — куда наступать: Деникин все внимание уделял Донецкому бассейну, Врангель упорствовал и настаивал на ударе на Царицын и далее вверх по Волге, на соединение с Колчаком.
12 апреля (ст. ст.) красные перешли в наступление на манычском направлении, сбили донские части генерала Мамонтова и стали двигаться вдоль железной дороги, стремясь окружить находившиеся в районе Ростова белые войска, красные разъезды ожидались под Батайском. Высшее командование предлагало Врангелю возглавить войска образовавшегося Манычского фронта и остановить красных. Врангель потребовал передачи под его командование лучших войск со всего Северного Кавказа, но, не встретив понимания, отказался от назначения и решил вернуться к должности командующего Кавказской Добровольческой армией. Руководство боями на Маныче взял на себя сам Деникин.
В городе Ростове начиналась паника. Ждали выступления рабочих окраин. Чтобы пресечь возможные беспорядки, Врангель приказал арестовать уже известных инициаторов. Семьдесят человек были арестованы, шестеро немедленно преданы военно-полевому суду и казнены. Город притих.
К Батайску, прикрывавшему Ростов с юга, подошли кубанские и терские казачьи части, чтобы помочь утомленным борьбой донцам. Части генерала Покровского остановили и отбросили большевиков обратно за Маныч. Бои приняли затяжной характер. В Донецком бассейне войска генерала Шкуро и донцы генерала Калинина удачным маневрированием остановили наступление красных против «добровольческой» пехоты и даже захватили Луганск. Продолжались бои на Маныче. Конная группа генерала Шатилова не могла форсировать Маныч, ударить в лоб на части большевиков, удерживающие «ключ позиции», станицу Великокняжескую. Попытки обойти противника выше по течению болотистого Маныча срывались — не удавалось переправить артиллерию, и красные постоянно выгоняли белых обратно за реку.