Белоснежка и семь самураев

Веревка из волос; что ж, ведьмы - народ чудной, к тому же, как водится, не сильно богатый. Стоило еще вспомнить, что человеку, живущего на вершине очень высокой запертой башни возможно делать было нечего, кроме как плести отбросы парикмахерской в длинную белокурую веревку. Это объясняло сам состав веревки, но не то почему она внезапно возникла у него под носом. Стоило так же подумать над старой стайной поговоркой, что если враг тебе предлагает средства передвижения, то их лучше не трогать, потому что, это наверняка ловушка.

Благоразумие диктовало, что без особых доказательств, он должен был считать каждого встречного не-волка скорее врагом, чем другом. Однако из любопытства, он протянул руку и слегка дернул за веревку.

“Ай!”

Голос раздался с заоблачной высоты и ни в коей мере не подходил, ведьмам, встречавшимся Клыку. Он был юный, девчачий и серебристый, а потому, скорее всего, от его обладательницы Клыку будет столько же пользы сколько от картонной отмычки. Ему искал чего-то древнее и морщинистое и особенно старушачье, а не какую-то длинноволосую девчонку.

“Извиняюсь,” - проорал он в ответ.

Веревка поползла вверх по стене; очевидно ее владелица не верила, что он не станет дергать ее снова. Он посмотрел ей во след, а потому был в идеальном положении, чтобы рассмотреть содержимое фарфорового сосуда, которое вылили из окна невидимые руки и которое выплеснулось прямо ему на голову. Мокрое и вонючее. В некотором смысле туалетная вода. Он закрыл глаза, ругнулся, и пошел прочь. На повороте он едва увернулся от яблочного огрызка, пущенного ему вслед, а затем от старого башмака и кофейной чашки. Все вместе они явно составляли намек.

“Ладно, уже,” - заорал он, когда намек был подкреплен половиной кирпича и испортившейся неделю назад порцией макаронного сыра, — “Я ухожу…”

“Помогите!”

Услышав второй голос он застыл на месте; как оказалось на свое счастье, ибо кто-то швырнул старую сковородку, которая пролетела у него под носом по траектории, явно расчитанной на его продвижение вперед, и если бы он так и двинулся, то уже лежал бы без сознания.

“Помогите! Помогите!”

А вот это, улыбнулся про себя Клык, уже лучше. Грубый надтреснутый, с одышкой, скрюченный старый голос, не просто особенно старушачий, а очень даже старушачий; владелице этого голоса было не меньше ста пяти лет и она вполне могла оказаться подружкой месяца текущего номера журнала “Ведьма.” Инстинктивно увернувшись от яйца настолько старого, что его мог бы снести археоптерикс, Клык поспешил обратно к основанию башни, навес у которого смог бы предоставить ему некоторую защиту от летающих предметов домашнего хозяйства, и где он мог бы составить план действий.

“Отвали,” - взвизгнул первый, серебристый голосок, — “Убирайся, пока я не спустила собак.”

Конечно, сказал про себя Клык, ей неизвестно. Так что все в порядке.

“Я тебя предупреждаю. Ну ладно же. Сюда, Звездочка, Маковка, Снежинка! Фас!”

В метре слева от него дверь со скрипом отворилась и из-за нее выскочили три огромных ротвейлера с прижатыми ушами и свешенными языками. Клык дал им возможность подойти вплотную, а затем лучшим своим парадным голосом рявкнул “Равняйсь!”

Собаки скользя затормозили, взрыв холмики грязи своими растопыренными когтями. Когда они остановились, все сидели абсолютно прямо, грудь вперед, подбородок к груди, а на тупых собачьих мордах выражение “О Боже, что мы наделали.” Клык тихонько досчитал до пяти и сказал “Вольно”, причем собаки моментально легли.

“Ладно, идите,” — пробурчал он, и ротвейлеры поспешили обратно в башню. У Клыка было достаточно времени чтобы проскользнуть за ними до того, как дверь захлопнулась.

“Ты там,” - проворчал он, — “Где ведьма?”

Ближайший пес снова застыл по стойке смирно, поднял свою кривую переднюю лапу и указал на винтовую лестницу. Клык кивнул, пробормотал, “Продолжай дежурство” и помчался по лестнице, прежде чем кто-либо из этого трио собачьих придурков оценит ситуацию. Прирожденный инстинкт - это вещь, но лично он не стал бы доверять псу по кличке Снежинка.

И возможно правильно; где-то наверху лестницы надрывался серебристый голосок: “Звездочка! Маковка! Что вы там внизу делаете, вы несчастные твари?” с такой желчью, что будь он псом (даже по кличке Снежинка) - он исполнил бы приказ ни минуты не колеблясь.

Он завернул за угол и снова оказался на свету; отвернувшись от перил, он увидел прямо перед собой самую прекрасную девушку в мире. Стройная как березка, с поразительно синими глазами, ртом, как розовый бутон и золотыми волосами, которые спадали ей на плечи подобно хрустальным водам горного ручейка…