Белларион

Когда Белларион подъехал в сумерках к городским воротам, они, к его удивлению, оказались запертыми, и охранявшая их многочисленная стража во главе с Паоло дель Баджо согласилась впустить его лишь после того, как в нем узнали одного из капитанов Фачино. Услышав о событиях в Милане, Белларион разразился неудержимым приступом хохота.

— Какой же он тупой и недалекий, — объяснил он Баджо, заметив его недоуменный взгляд, — если бы он только догадывался, что, пытая Момбелли, заставлял того подписать свой смертный приговор.

И, оставив Баджо в сомнениях относительно своего здравомыслия, он тронул коня и поехал по улицам города, запруженным толпами вооруженного народа. Около одного дома, с разбитыми окнами и выломанной дверью, он помедлил. В окровавленной куче тряпья, висевшего возле стены, он с трудом узнал обезображенные останки Скуарчи Джирамо; днем толпа растерзала ненавидимого всеми собачника и затем повесила перед его же домом, который к следующему утру был разрушен до основания.

Он добрался до Старого Бролетто и в церкви Святого Готардо увидел усыпанное розами тело герцога; рассказывали, что цветы принесла ему какая-то городская шлюха, в девичестве подвергнувшаяся насилию с его стороны. Затем он взял на дворцовой конюшне свежую лошадь и немедленно отправился в обратный путь, во второй раз за эти сутки преодолевая двадцать миль, разделявшие Милан и Павию.

Уже после полуночи, едва держась на ногах от усталости, он вошел, пошатываясь, в спальню Филиппе Марии.

— Это вы, синьор Белларион? Вы слышали — Фачино умер, упокой Господи его душу!

— Да, и он уже отомщен, синьор герцог.

Толстое бледное лицо Филиппе Марии исказилось судорогой, на нем отразились смущение, недоверие, испуг, и его вульгарный рот слегка приоткрылся.

— Синьор… вы сказали, синьор герцог? — испуганно произнес он.

— Ваш брат Джанмария мертв, и теперь вы — герцог Миланский.

— Я? Герцог Миланский? А Джанмария… Мертв, вы сказали?

— Сегодня утром несколько миланских синьоров отправили его к дьяволу, — бесцеремонно объяснил ему Белларион.

— О Боже! — всхлипнул Филиппе Мария и заметно задрожал всем своим тучным телом. — Убит… А вы? ..

Он привстал на своей кровати и обвиняюще вытянул руку в сторону Беллариона. Он никогда не испытывал любви к своему брату и только выгадал от его смерти. Но Висконти никогда не позволяли другим безнаказанно покушаться на Висконти, и в этом тоже заключалась сила их рода.

Белларион криво усмехнулся. Может быть, и неплохо, что его упредили, подумал он, и, уж конечно, незачем было всем разбалтывать о своих неосуществившихся намерениях.

— Он был убит сегодня утром, еще до начала мессы, почти в тот же час, когда я прибыл сюда из Бергамо.

Обвиняющая рука тяжело упала на подушки, но маленькие темные глазки Филиппе Марии продолжали пристально глядеть на Беллариона.

— А я было подумал… Как случилось, что Джаннино умер… был убит? Царство ему небесное! — машинально закончил он.

Белларион рассказал все, что ему было известно о трагических событиях в Милане, и, опираясь на руку слуги, потащился в приготовленную ему комнату.

— Что за мир! Что за помойка! — бормотал он по пути. — И как хорошо старый аббат знал его. Pax multa in cella, foris autem plurima Bella.

Глава VI. НАСЛЕДСТВО

Фачино Кане, граф Бьяндратский, синьор Новары, Дертоны, Варесе, Розате, Вальсассины и всех земель возле озера Лаго-Маджоре, вплоть до Вогонье, был погребен с большой пышностью в церкви Сан-Пьетро в Чьель-д'Оро.

Среди тех, кто пришел попрощаться со знаменитым кондотьером, были, конечно же, его капитаны — Франческо Бузоне Карманьола, Джордже Вальперга, Николино Mapсалья, Вернер фон Штоффель, бургундец Вужуа — во главе с Белларионом Кане, графом Гави; под Бергамо, вместе с осаждающей город армией, остались только Кенигсхофен и пьемонтец Джазоне Тротта.

После похорон они собрались в Зеркальном зале, названном так из-за украшенного цветными стеклами потолка, и секретарь Фачино прочитал им завещание умершего, написанное и заверенное три дня назад нотариусом Павии.

Богатое и обширное владение Вальсассина Фачино оставлял Беллариону «в знак своей искренней любви и признательности за его верность и заслуги». Крупная сумма денег была завещана Карманьоле, но все остальные земли с городами и крепостями, приобретенные в основном после того, как Фачино был смещен с поста наместника в пользу Малатесты, а также колоссальное состояние, оцениваемое в четыреста тысяч дукатов, переходили во владение его вдовы. Он завещал Беллариону командовать его кондоттой и напоминал всем остальным капитанам, что сила заключается в единстве, и советовал им оставаться под началом Беллариона — хотя бы до тех пор, пока в герцогстве не будет восстановлен порядок. Наконец, он просил своих капитанов позаботиться о его вдове, упрочить ее положение в унаследованных ею владениях и, при необходимости, защищать их.

Когда чтение закончилось, Карманьола встал со своего места, широким движением вытащил свой меч и положил его на стол.