Белеет парус одинокий. Тетралогия

Петя часто летал во сне. Ему было хорошо известно это блаженное, свободное и жуткое чувство висенья над землей. Но во сне это было сладостное, бесшумное парение птицы. Во сне Петя плавал в воздухе, делая руками длинные плавательные движения. Во сне Петю подымала в воздухе таинственная волшебная сила его желания, его напряженной воли. Стоило ему перестать хотеть, как он стремглав летел вниз.

Но сейчас, когда он летел не во сне, а наяву, все было совсем по-иному. Его несла над землей чья-то чужая могучая воля. Чья-то чужая могучая сила надежно держала высоко над землей и несла Петю, и папу, и крылья, и всю эту громоздкую махину транспортного самолета.

Вдруг отец оживился, задвигался в своем кресле. Повернувшись к Пете, он крикнул:

— Поди сюда, Петруша! Скорее, скорее!

Он схватил сына за плечо и потащил к своему окну.

— Гляди же, гляди!

Петя смотрел вниз, под крыло, и ничего особенного не увидел. Глубоко внизу наискосок тянулась струнка железнодорожного полотна. Полз суставчатый червяк поезда. Блеснуло стеклышко под крышей маленькой головатой водокачки. Весь в мелкой кудрявой зелени проплывал маленький прямоугольник какого-то пруда.

— Ну? Не понимаешь? — крикнул отец в самое ухо мальчика.

Петя замотал головой: «Не понимаю».

— Немчиновка! — крикнул отец.

— Где, где Немчиновка?

— Да вот же она. Неужели не узнаешь?

Петя никогда еще не видел Немчиновки сверху. Трудно было поверить, что эта маленькая кучка домиков, это зеркальце пруда, эта крошечная, совсем игрушечная, опрятная станция — все это было «Немчиновка». И все же что-то знакомое мелькнуло внизу. Петя прильнул к стеклу, стал соображать и вдруг понял, что именно это и есть Немчиновка, та самая Немчиновка, в которой столько лет подряд они жили на даче, где и сейчас, в эту самую минуту, находятся и мама, и сестры, и бабушка.

Это было так необыкновенно!

Меньше всего на свете думал Петя сейчас о Немчиновке — и вот! — такая неожиданность.

— Немчиновка! Верно! Немчиновка! — взволнованно сказал Петя. — Папочка, а где же наша дача?

— Да вот же она.

— Где, где?

— Экий ты какой бестолковый! Водокачку видишь?

— Вижу.

— Гляди левей водокачки, за прудом. Видишь?

— Не вижу.

— Да вот же, вот. Зеленая крыша.

— Где, где зеленая крыша?

— Да вон же, господи боже ты мой, за деревьями. За серебряными ивами.

— Не вижу, папочка.

— Ну, теперь уж и не увидишь. Пролетели.

Петя во все глаза смотрел вниз, но внизу уже не было ни пруда, ни водокачки, ни поезда. Внизу плыла какая-то незнакомая, но, судя по яркому кирпичу, еще совсем новая, большая, но сверху маленькая фабрика с высокой новой трубой. Мальчик напрасно всматривался вниз. Немчиновка уже была далеко. Ее нельзя было увидеть.

— Пролетели, — огорченно повторил мальчик, и его вдруг охватила такая тоска, что он готов был заплакать.

Он так ясно вообразил себе их дачу, террасу со старыми разноцветными стеклами, голубую ель, гамак, огород, колодец, кадку под водосточной трубой. Он представил себе маму в ситцевом фартуке, которая стоит на крыльце и смотрит из-под руки вверх на острокрылую серебристо-голубую тень самолета, только что пролетевшего над их домом высоко в туманном солнечном воздухе раннего утра. Может быть, она держит на руках маленькую Люсю и говорит ей на ушко:

— Смотри, дочка, вон папа и Петя полетели. Во-о-он!

А может быть, она машет им платком, а вокруг ее золотистой головы, как вокруг цветка, вьются желто-черные полосатые осы. И на ее глазах блестят слезы.

И все это неудержимо, невозвратимо унеслось назад, назад.

— Эх ты, разиня! — молвил отец, ласково притиснув к себе огорченного мальчика.

Но, сказать правду, мальчик огорчался недолго. Сознание того, что он летит на самолете, что он уже ничуть не боится, что в общем он молодец, отвлекло его от печальных мыслей, и он тотчас забыл и Немчиновку, и маму, и все то, что так неудержимо уплывало назад, может быть, навсегда.

Петя до того осмелел, что стал осторожно прохаживаться по самолету.

Он постоял в хвосте самолета возле наваленных кучей чемоданов и мешков с почтой, затем очутился перед байковой портьерой, за которой виднелась маленькая алюминиевая дверца.

Несомненно, за ней скрылось нечто очень важное, даже, может быть, секретное: какой-нибудь сложный авиационный прибор, например «автопилот», о котором он не раз читал в «Пионерской правде».

Петя видел, как туда ненадолго заходил командир корабля, причем тщательно запер за собой дверь.

Мальчик долго колебался, прежде чем решился открыть таинственную дверь. Замирая от страха и любопытства, он повернул маленькую алюминиевую ручку. Дверь открылась. К его крайнему удивлению, за ней, в тесном треугольном пространстве, весьма конструктивно была устроена уборная с висячим умывальником, зеркалом и рулоном туалетной бумаги возле алюминиевого сиденья.

Мальчик был разочарован.

Заложив руки назад — как папа — и делая вид, что он прогуливается, Петя пошел по проходу вперед и остановился возле запертой рубки пилотов, решив терпеливо дождаться, когда кто-нибудь откроет дверь и тогда можно будет увидеть, что там делается.