Белая крепость

Доппио мы увидели на закате, когда уже знали не только о том, что Сары Хусейн-паша так и не добился успеха, но и о том также, что на помощь полякам подоспели австрийцы, венгры и казаки. Крепость стояла на высоком холме, и заходящее солнце придавало чуть заметный красноватый оттенок ее башням, над которыми реяли флаги, но она все равно была белая – белая и прекрасная. Почему-то я подумал, что такую совершенную и недостижимую красоту можно увидеть только во сне. В таком сне ты, охваченный тревогой, спешишь по извилистой тропе сквозь темный лес к ярко освещенному белому дому на вершине, словно там идет празднество, в котором ты тоже хочешь принять участие, словно там ждет тебя счастье, которого ты не желаешь лишиться; но путь, который, как тебе кажется, вот-вот завершится, все никак не кончается. Узнав, что пехота сумела перейти заболоченную из-за частых разливов реки равнину между лесом и склоном холма, но, несмотря на поддержку артиллерии, никак не может подняться по склону, я подумал о пути, который привел нас сюда. И мнилось мне, что все в мире безупречно и совершенно, как этот вид на белую крепость, над которой кружат птицы, на постепенно скрывающийся в темноте каменистый склон и недвижный мрачный лес. Теперь я понимал, что многие события моей жизни, которые я считал случайными, были предопределены и что наши солдаты никогда не достигнут белых башен крепости; и я знал, о чем думает Ходжа. Да, я очень хорошо знал, что Ходже не меньше моего ясно: утром, когда начнется приступ, наше оружие сразу увязнет в болоте, обрекая на смерть людей, находящихся внутри него и рядом с ним, а потом паши потребуют мою голову, чтобы положить конец разговорам о дурных предзнаменованиях, умерить недовольство солдат и заглушить в них страх. Я вспомнил, как много лет назад, пытаясь вызвать Ходжу на откровенность, поведал ему о друге детства, с которым научился думать одновременно об одном и том же. Сейчас я нисколько не сомневался, что Ходжа думает о том же, что и я.

Была уже глубокая ночь, а он все не возвращался из султанского шатра. Поскольку я догадывался, о чем он говорит с пашами и султаном, желающим выслушать толкование событий минувшего дня и предсказания на будущее, какое-то время я гадал, не убили ли его прямо там, на месте, и не придут ли палачи вскоре и за мной. Затем я представил себе, что он, выйдя из шатра, сразу же, ничего мне не говоря, отправился к крепости, белые стены которой сияли в темноте, благополучно миновал стражников, болото и лес и уже давно до нее добрался. Я ждал утра, без особого волнения размышляя о своей новой жизни, когда он наконец пришел. Много позже, годы спустя я осторожно выведал в долгих беседах с теми, кто был тогда в султанском шатре: он сказал там именно то, что я и предполагал. Мне он ничего рассказывать не стал; он торопился, как это бывает с людьми, которые волнуются перед долгим путешествием. Он сказал, что снаружи стоит густой туман, и я понял, что он имеет в виду.

Стараясь успеть до рассвета, я поведал ему о том, что оставил в родной стране, о том, как найти мой дом, о наших знакомых в Эмполи и Флоренции, описал наружность и характер матери, отца, братьев и сестры. Рассказывая, я вспоминал, что обо всем этом – вплоть до крупной родинки на спине самого младшего из братьев – уже когда-то говорил ему. Однако если в дни бесед с султаном мне порой казалось (как кажется сейчас, когда я пишу эту книгу), что все эти истории лишь плод моего воображения, то в ту ночь я верил: они правдивы; это правда, что моя сестра слегка заикается; правда, что на нашей одежде много пуговиц; правдив и мой рассказ о том, что видно из окна, выходящего в сад за нашим домом. К утру я обрел веру и в то, что эти истории, пусть и с большим запозданием, но получат свое развитие; может быть, Ходжа продолжит их с того самого места, на котором они прервались. Я знал, что он думает то же самое и радостно верит в свою новую жизнь.

Мы без всякого волнения, не промолвив ни слова, обменялись одеждой. Я отдал Ходже свое кольцо и медальон, который все эти годы таил от него. Медальон заключал в себе портрет моей прабабки и выцветший локон невесты; думаю, он понравился Ходже, который надел его на шею. Потом он вышел из шатра. Я смотрел, как его силуэт медленно исчезает в тумане. Занимался рассвет, мне очень хотелось спать, я лег в постель Ходжи и уснул спокойным сном.

11