Сжав губы, Миа взяла себя в руки, борясь с инстинктивным желанием развернуться и выбежать на свет, на свежий воздух. Медленно дыша, она просканировала комнату глазами. Цементный пол, старые половики. Грязные. На одном большое пятно. Стол из жаростойкого пластика с инструментами. Маленькая пила. Молоток. Тонкий длинный нож. Шило. Катушка с леской. Иглы. Нитки трех цветов. Пара садовых перчаток. Картонные коробки в углу. Много. Светло-коричневые. Перевязаны синим широким скотчем. Аккуратно поставленные друг на друга. На другом конце комнаты еще одна дверь. Массивная и крепкая. Миа даже боялась подумать, что может быть за ней, но тот, кто ее сделал, позаботился, чтобы никто не смог этого узнать. Вход преграждал длинный и мощный железный засов с огромным навесным замком.
У двери в углу письменный стол. На нем зеленая лампа для чтения из «ИКЕИ», в стиле семидесятых. Миа осторожно подошла к ней и включила, но лампочка не загорелась. Стопки бумаг. Тарелка со сколом, засохший недоеденный бутерброд. Черный ноутбук старой модели, полуоткрыт, но не подключен в сеть. Подняв со стола конверт, Миа повернулась к мигающему свету с потолка.
Психиатрическая.
О’кей.
Аккуратно вернув конверт на место, она еще раз внимательно осмотрела комнату.
Но где же картины?
Мольберты?
Краски?
Кисти?
Он что, перестал рисовать?
После школы искусств?
Его выгнали оттуда, и он избавился ото всех принадлежностей для рисования?
Бросил?
Возможно.
Это же связано.
Или нет?
Она достала из кармана телефон и только сейчас заметила ее.
На потолке в углу.
Черт.
Не слишком ли оказалось просто войти сюда?
Открытая дверь на веранду?
Наверху что-то хрустнуло.
Миа замерла на месте.
Прислушивалась.
Нет.
Что-то двигалось.
Но тихо.
Чтобы она не заметила.
Она попыталась восстановить картинку в памяти: были ли наверху камеры? И сколько она уже тут находится? Минут двадцать? И тут ее осенило.
Вонь.
Засохшая еда.
Она кинула взгляд на неприступную дверь с навесным замком.
Здесь что-то другое.
Он приглядывает за этим местом.
Эти камеры.
Наверху и внизу.
Он видел, как она зашла сюда.
Снова хруст.
Она узнала скрип досок.
Лестница.
Он спускается в подвал.
Медленно.
Миа лихорадочно огляделась, но спрятаться было негде, убежать тоже нельзя – окон нет. Она в ловушке, единственный выход – через дверь, в которую она вошла.
Дверная ручка медленно опустилась, внезапно в лицо ударил яркий свет и раздался мрачный хриплый голос.
– Кто ты такая, черт бы тебя побрал?
Миа прикрыла глаза руками, свет фонаря ослепил ее.
– Извините, видимо, я ошиблась адресом.
Он подошел ближе.
– Да ладно? Тебя Боромир прислал?
– Что?
– Выворачивай карманы.
– Хорошо-хорошо, спокойно.
Миа опустила руки, свет резал глаза. Выворачивая карманы спортивной куртки, она слишком поздно поняла, зачем он заставил ее это сделать.
Бита просвистела в воздухе.
Он обвел ее вокруг пальца.
Обманом заставил убрать с головы защиту.
– Передавай ему привет.
Миа едва успела вытащить из карманов руки и, издав крик отчаяния, подняла их перед собой, как ее настиг первый удар.
Мунк стоял на веранде, держа телефон у уха. На линии Людвиг Грёнли. Мунку страшно хотелось курить, но он так и не понял, куда можно выбросить окурок. Тут еще чище, чем в доме. Сад был похож на сад королевы Англии, даже скатерть на столе под зонтиком была свежевыглаженная. Он убрал пачку обратно в карман, когда Людвиг вернулся на связь.
– Нет, не нахожу.
– Значит, его смерть не зарегистрирована?
– Нет. Нигде. По моим данным он жив-живехонек. Рогер Лёренскуг, дата рождения восемнадцатое марта тысяча девятьсот семьдесят третьего. Адрес Хельге Суллисвей, 3, Оппсал.
– Да, мы здесь и находимся. Может, это какая-то ошибка?
– В смысле?
– В системе.
– Это, конечно, возможно, но на моей памяти такого никогда не было…
– Ладно, – вздохнул Мунк. – Разберись с этим. Даже если тебе самому придется ехать искать свидетельство о смерти в архиве. Если парень жив, сообщи мне немедленно, ладно?
– Но он же жив, – осторожно заметил Грёнли.
– Хочу узнать, есть ли где-то ошибка. Может, это судмедэксперты. Или при заполнении бумаг. Самоубийство, шесть месяцев назад, по этому адресу. Ладно?
– Хорошо, – сказал Людвиг и отключился.