Он снова склонился над картой. Съезд на Гамле Хурдалсвей. Сколько дотуда? Километра три? Шесть? О’кей. Значит, до асфальта ему было ехать около шести километров. Там следы исчезнут. Это должно было быть здесь. На гравиевой дороге. Сколько съездов Фредрик насчитал, пока ехал сюда? Один на вырубку – там в конце дороги лежали штабеля бревен. Еще один к чему-то, похожему на водохранилище, там были вывески коммуны. С последнего съезда пришлось вернуться, Фредрик там чуть не застрял.
Фредрик Риис убедился, что следы видны, и сел в машину.
Он еще чувствовал ее запах.
Ее мягкую кожу под одеялом.
Утром, лежа рядом, она улыбнулась ему.
Учительница.
Силье Симонсен.
Одна бутылка вина перешла в две. Мир замер, пока они сидели на кухне, и его увлек поток – как же легко было с ней болтать. Клише, но они словно были знакомы сто лет. Его прилично развезло, фоном звучала тихая музыка, альбом Билли Холидея на репите, и ее рука мягко накрыла руку Фредрика.
В папке соцслужб, слава богу, ничего ужасного не оказалось. Ужасно, что мальчик несколько раз приходил в школу с синяками. Школа забила тревогу, отца вызвали на разговор. Но фактов оказалось недостаточно, чтобы уличить его. Фредрик отметил одно наблюдение соцработника:
Уксен.
Он тихо выругался за рулем, когда след впереди вдруг оборвался. Дорога стала слишком твердой. Быстро выйдя из машины, Фредрик опустился на колени.
Нет.
Лужа у самого съезда на Гамле Хурдалсвей вселила во Фредрика оптимизм, но на асфальте обнаружить следов не удалось.
Ему пришло новое сообщение.
Он снова вышел на асфальт и стал всматриваться в лес.
Он что, упустил что-то?
Не заметил какой-то съезд?
Вот же хрень.
Ладно.
Фредрик Риис убрал телефон в карман флисовой куртки, сел за руль, развернул машину и медленно поехал обратно по узкой гравиевой дороге.
Мунку было больно смотреть на нее – она, склонив голову, сидела на капоте «Ауди», глубоко засунув руки в карманы черной кожаной куртки. Он напомнил себе, что надо заботиться об этой юной девочке, она такая хрупкая и далеко не такая крутая, какой хочет казаться. Ее кожа на лице была будто прозрачной, когда Миа подняла взгляд на низкоэтажные дома впереди. В телефоне у уха Мунка звучал голос Анетте, но он почти не слушал ее.
– Драйер в ярости. Ты видел сегодняшние газеты?
– Что?
– Ну хватит уже, Холгер. Она требует встречи с тобой. Я сказала, что ты приедешь в Грёнланд завтра в течение дня, О’кей?
Мунк вздохнул и закурил очередную сигарету.
– К ней? Зачем?
Анетте устало вздохнула.
– Господи, Холгер, ты вообще меня слушаешь? Ты видел сегодняшние газеты?
Заголовки на первых полосах.
– Что ты сказала?
– Черт бы тебя побрал, Холгер. Ты же знаешь, как ее это заботит. Чтобы мы хорошо выглядели. Наша обязанность перед обществом. Мне-то насрать, но это как-никак моя работа – быть посредником между вами. Давай ты просто будешь теперь сам отвечать на ее звонки, а? У меня больше нет сил.
Анетте, судя по всему, встала не с той ноги, если вообще спала сегодня.
Пресса?
Какое она вообще имеет к этому отношение?
– Холгер, ты здесь?
Миа снова подняла голову и посмотрела на третий этаж дома, где они только что побывали.
– Да, успокойся. Я встречусь с ней завтра, ладно?
– Не надо предлагать мне успокоиться.
– Ладно. Я разберусь с этим, Анетте, хорошо?
– Так мне созывать пресс-конференцию вечером?
– Зачем?
– Что значит «зачем»?
Он услышал, как у нее дыхание перехватило от возмущения.
– Созывай, пожалуйста, но я ни с кем говорить не буду. Я им не обезьяна какая-то, мне надо работать…
– Да, но сейчас придется…
– Ты проведи. Или пусть Уксен, или Людвиг?
– Но Холгер…
– Так и сделаем. Я завтра съезжу к Драйер, без проблем, но на этом все. Тебе удалось выяснить то, о чем я спрашивал?